--Ты себя в зеркале видел? – Вопросом на вопрос ответил я, стараясь подавить брезгливое отношение к этому человеку.
--Да ты не смущайся. Сам знаю, что не ангел. Просто, когда все внутри страдает, то и снаружи отражается.
--Это чем же ты так мучаешься?
--А ты будто не догадываешься?
--Что-то часто мне за последнее время мастера загадки загадывать встречаются. Только у меня вот голова не резиновая. Всего не отгадаю.
--Оно и верно, чего мучаться? Пойдем, что-то покажу. – На этих словах он вытянул по направлению ко мне свою костлявую руку с нестриженными ногтями–лопатами, которые то ли в силу возраста, то ли от плохой циркуляции кровотока, выглядели темно-синими. Мои чувства разом отразились на лице, на что старик не преминул ответить хитренькой улыбочкой. Верно, он чего-то в этом роде и ожидал от меня.
--Лучше и спокойнее тебе меня, конечно, красавцем писанным видеть, да чудесам благообразным удивляться. – Старик явно намекал, как я понял, на Трофима с Агашей. – Но смирись с тем, что в жизни не так уж всё красиво и чистенько бывает. Чаще вот так, как ты сейчас меня видишь. Так что не бойся. Ты же все-таки спишь! Тебя в любой момент и разбудить могут, да и время тоже не на меня работает. Чего все одних слушать-то? Я, может быть, тебе хоть немного своей правды показать хочу. Авось она тебе больше по сердцу придётся?
Сон это или не сон, но человек всегда человеком остается. Любопытство победило, и быстренько дав уговорить себя, что бояться и впрямь нечего, я ринулся за неприятным старикашкой.
Он вел меня в один из старых и ветхих домов, около которого вроде даже тени гуще и темнее казались, образовывая тем самым тягучий полумрак, несмотря на ясный солнечный день. Дверь во вросшую избушку была наглухо запечатана снаружи. Стон, который раздавался из-за нее, был глухим и уставшим.
--Чего смотришь? Помоги открыть-то! – Указал старик на странный запор снаружи.
--Да я и не знаю, как такое открывается. Хотя бы инструменты, какие были, а то так не под силу.
--Эх, молодняк зеленый, ты ж во сне. Сильно пожелай, она и откроется.
Желать, чтобы открылась эта дверь, я почему-то вовсе не хотел. Поэтому дверь в результате вовсе не открылась. Старик, не добро фыркнув в мою сторону, становился мрачнее и мрачнее. Из-под густых нависших бровей стали проглядываться темно-бордовые, будто изуродованные странной болезнью, глаза.
--Чего ж спужался-то? -- Спросил он строго. -- Аль силушки в тебе и впрямь нет, а они горемыки подслеповатые с тобой попусту носятся?
--Нет во мне ничего. – Обиделся я.
--Раз нет, так гляди во все глаза, может статься от меня чего черпанешь! -- Сказал он, зло ухмыляясь, при этом крепко схватив меня за руку, и провел сквозь тут же образовавшуюся дыру в стене ветхого домика. -- Старайся только глядеть, да не высовываться. А то это может очень не понравиться хозяевам, да и твоим учителям, тоже не ко двору придется.
Сделав уверенный шаг за противным старикашкой, мы оказались внутри. После этого, словно вросшие в стену, стали наблюдать за довольно колготной жизнью в небольшом и, почему-то приятном крестьянском доме. Старенький небольшого росточка дедок, да крепкие на вид, мужчина и женщина с целой оравой детишек, кружились день-деньской в обычных хлопотах. У каждого имелась своя работа. Управлял всей суматохой и следил за суетой домочадцев между утренними, дневными и вечерними дремами благовидного вида старичок. Доживал он свой век спокойно и чинно, сидя на довольно широком сундуке, окруженный шумной толпой своих продолжений. Его жизнь представляла собой однообразное спокойствие на фоне окружающей суеты, и внушало заслуженное почтение. Мне стало скучно, я несколько пожалел о том, что послушал старика и пошел с ним. Видимо, ответив на мои мысли, старик убыстрил картину обыденной жизни, и передо мной предстало следующее зрелище. Ночью, когда все благочестивое семейство улеглось отдыхать, прямо из двери, в которую мы не смогли войти с Игнатом (а это был именно он), появилась старая уродливая бабка. Шатаясь, она шла прямо к лежанке с детьми. В руках у нее была палка очень похожая на Агашину, которую эта страшная старуха почему-то не использовала как опору. Дед, словно забыв о свой старости и немощи, в мгновение ока соскочил со своего сундука, и уже через несколько секунд преградил ей путь.