--Ну, ты и впрямь намешанный. – Отойдя от удивления, произнёс крепкий старик. – Сколько живу, но такое впервые вижу. Сквозь твою защиту никому уже прохода не будет: ни белому, ни чёрному. Даже не знаю, как теперь к этому относиться.
--Я не понял, это хорошо или плохо?
--Сам не пойму, но только ты теперь старайся каждый день этим заниматься, потому, как тебе очень скоро потребуется защита, а меня рядом может и не быть.
В непроглядной тьме добираться до дома среди высоких деревьев для меня представлялось совсем не мыслимым занятием, если бы не Трофим, то я просто-напросто сел тут же, где и стоял, дожидаясь утра. Старик, порывшись у себя в карманах, достал небольшой фонарик и, как ни в чём не бывало, повёл среди кромешной тьмы так уверенно, что мне оставалось только быстрее передвигать ногами. Я пыхтел словно старый паровоз, стараясь лишь не отстать от своего провожатого. Мысли, которые порой не давали покоя, пропали напрочь. Холодный воздух выхолащивал меня уже не столько снаружи, сколько пробирался внутрь, оставляя одно желание – поскорее добраться до заветной избушки и там напиться горячего чая. Быстрая ходьба почему-то тоже не согревала, а по мере приближения к дому, давалась всё трудней и трудней. Тело цепенело и вязло в морозной темноте. Оказавшись около крыльца, я скорее почувствовал, чем увидел тревогу старика. Непривычно тёмный и тихий дом никак не отозвался на наши шаги и хлопанье сначала калиткой, а потом уже и входной дверью. Всё вокруг будто бы погрязло в законсервированном безвременье. В тёмном и настораживающем глухой тишиной доме, никто не отозвался на наши беспокойные окрики. Когда свет маленького фонарика вырвал, будто замороженные фигуры Анюты, Маринки, сгорбленной Агаши, которая тянулась рукой к своей изогнутой палке, да так и осталась в оцепенении сидеть, будто замороженная статуя. Трифон, со страшной гримасой и вытянутыми вперёд руками, сидя на своём излюбленном месте, был похож на прозрачное желе.
Мой учитель отошёл от оцепенения раньше меня и, когда я смог хотя бы моргнуть, на столе стояла зажженная керосинка с мягким рассеивающим светом. Люди, словно мумии с посеревшими лицами никак не реагировали на нас. Трофим, растерянный стал обходить каждого, всматриваясь в стеклянные открытые глаза.
--Что случилось? – Спросил я у как-то неестественно осунувшегося Трофима. Он присел на краешек стула около Агаши, и его большие сильные руки бесполезно перебирали бахрому скатерти. Он был на столько растерян, что даже не потрудился скрыть этого.
--Надо что-то делать. Не уж-то ты так и будешь сидеть? Делай же что-нибудь. – Словно всполошившаяся курица, я стал теребить старика.
--Сам не знаю, но ждать, и впрямь нет времени. Ты здесь останься, а я за ними…
--Нет уж, вместе отправимся, я один на такую картину смотреть, не намерен. Если и тебя так же припечатает, то представь, что мне тогда делать.
--И то верно. Присаживайся рядом с Маринкой и возьми её за руку. На месте разбираться станем, что по чём.
Нервный испуг улетучился, и я полностью доверился видавшему виды старику. В моём понимании не стыковалось то, что такой человек не сможет придумать какой-нибудь способ для спасения близких и по-своему дорогих людей.
Сомкнув холодные руки оцепеневших вместе с нашими, мы полетели блуждать от настоящего к прошлому и обратно. Мои уроки с Трифоном по подглядыванию за прошлым, научили меня настраиваться на силы интересующих людей и мягко перетекать в любую эпоху, любой ситуации. Уже через несколько секунд мы стояли возле огромных ворот чёрного селения, которое ещё совсем недавно было закрыто для моего посещения. А тут они распахнули створки и будто именно нас и поджидали, густая тьма рассевалась прямо на глазах, преображаясь в лёгкий сизый туман.
--Они тут. – Выдохнул Трофим.
--Тогда чего остановился? Пошли. – Непонятная нерешительность сильного старика приводила меня в недоумение, граничащее с возмущением. Он же, переминаясь с ноги на ногу, в своей осторожной нерешительности прислушивался к тому, что находилось за тонким серым туманом. Мне же, в своём незнании было «море по колено», поэтому переступить невидимую черту неизвестного поселения и отправиться навстречу чему бы то ни было, я был готов сделать на раз. Замешкавшегося Трофима мне было не понять, и потому я решил сделать первым шаг в неизвестное, чтобы оно, наконец, объяснило происходящее. Вот на этом моём решении появился, словно вытканный из серого облака, дряхлый Игнат. Он, такой же старый и отвратительный, как в моём сне, появился в проёме ворот вместе с Фёдором, красивым и щеголеватым, каким я его видел в картинках прошлого Трифона.