Не успев толком оглядеться, звук захлопывающихся огромных ворот, почему-то прозвучал так громко и неожиданно, что, невольно вздрогнув, ощутил на своём запястье сухую корявую руку Игната. Не уютность от такого надзора привела к ярости. Попытка выдернуть контролируемую руку ни к чему не привела, старик, словно приклеился ко мне, не собираясь отпускать.
--Не пойму я вас всех. Чего вы за мной будто за маленьким приглядываете, или даже за приз какой боретесь? Зачем я вам нужен? Умениями не силён, да и знаниями не блещу, сказать, что сил не меряно было бы, тоже нет такого, тогда чего вы ко мне приклеились, чего никак не угомонитесь. – Стал скорее бубнить, чем высказывать претензии, стараясь при этом получше разглядеть странное село.
Широкая и прямая улица с разными домиками, отличавшимися не только формой, но и сутью строения была вообщем похожа на деревню из дачных домиков. Кидалось в глаза одинаковость крыш – все, как одна, они были соломой. Ограды и заборы около больших и маленьких домов, наверное, зависели так же, как и форма строения, от выдумки строителей и их времени проживания в нормальной, ещё человеческой жизни. Резные наличники на окнах были главным украшением любого дома. Очень пестрая деревушка, даже в самых смелых моих мечтах, не смогла представиться в моём воображении такой разномастевой постройкой и тем более такой петушиной раскраской. Пустые дворы и неживые окна, отчего-то навевали спокойствие, а не тревогу. Со стариком, повиснувшем на моей руке, мы шли медленно, и у меня было время разглядеть подробно чуть ли не каждый двор с его странными одинокими домами без сараев и без ещё чего-то такого знакомого, что никак не могло прийти в голову. Чего-то так не хватало, что это стало главной моей заморочкой. Силясь наложить ранее виденные деревенские дома на эти, я всё равно вставал в тупик: кроме нехватки сараев и сараюшек, ничего не приходило в голову.
--Чего мучаешься? Не сажают здесь ничего. У нас никогда ничего не росло и расти не сможет. – Проскрипел Игнат на мои мысли.
Высящиеся лесные гиганты окружали это поселение, беря его в круг, словно в защиту всего окружающего мира от заразного места, но, не переступая вырытого рва. Они, едва покачиваясь, создавали впечатление угрюмого взгляда на заговорённое место. Семена, разносимые озорным ветерком, соблюдая правила совместного проживания, не попадали на выжженную бесплодьем землю. Отрешенность от природной благодати, объявленной бессловесной растительностью, являлось уделом поселенцев.
--Отчего это? – Поняв, что и здесь я словно открытая книга без заслонки, постарался озвучивать свои недоумения.
--Да от разного, милок. Кто ж теперича это разберёт? – Давая расплывчатый ответ, колдун пронзительно посмотрел мне в глаза и словно кот на завалинке прищурился от какого-то ему одному известного удовольствия.
Старик будто специально давал возможность удовлетворить моё любопытство, позволяя наблюдать за такой загадочной деревней, сохранившей своё существование за старым высоченным забором, веками не допускавшим простых любопытных путников.
Пустынная, как по линейке вытянутая улица, просматривалась от начала до конца. Ни одного колодца, ни одного большого общего дома, где могли бы собираться сразу все жители, не выделялось из общей массы огороженных домиков-крепостей за глухими заборчиками. Словно все жители готовились к обороне даже от окружавших их соседей.
--Налюбовался что ли? – Первым не выдержал Фёдор. – Время бежит, помнишь?
--Веди, если так приспичило. – Спокойно отозвался я. – Это было не моим жгучим желанием среди вас потусоваться.
--Мне ты в одно место не упёрся. Это всё вон папане нашему блажь в голову пришла с вами в стариковские игры поразвлекаться, а то бы тебе давным-давно не поздоровилось. Цени его великодушие. – Красавец произнёс это таким тоном, будто вежливо пригласил на чашку чая, после чего бросил вопросительный взгляд на старика. Игнат, шамкая беззубым ртом, лишь сильнее ухватился за мою руку и зло посмотрел в сторону нагловатого щёголя.
--Пойдём Николка ко мне, а то видишь, как крысятся мои помощники. – Навалившись на меня всем телом, колдун обязал меня стать его поводырем. Отказаться и стряхнуть со своей руки это противное мешковатое тело я не решился, потому молча пришлось принять за должную милость такую бесцеремонность со стороны местного авторитета.