Десятилетний Влас остался под приглядом деда хозяйничать в доме. Не в первый раз они оставались вместе, доглядывать друг за другом. Ровно в полдень, покуда солнце стояло в зените, мальчик накрыл на стол и стал поджидать деда к обеду. Михей, едва-едва шмыгая от своего сундука, обмер, увидев посереди избы гнутую старуху с клюкою. Пройдя мимо старика, она его словно заморозила, оставив беспомощно наблюдать за происходящим. Осторожно приблизившись к внуку, она стала говорить только с ним одним.
--Милок, Власьюшка, возьми у меня «слово наследное», для тебя одного прибережённое. Скорее возьми, пока никто помешать не смог.
Мальчик огромными чёрными глазами смотрел на довольно странную старуху, которая больше походила на явившийся призрак, чем на человека, но он ясно видел её и потому лишь беспомощно хлопал своими детскими глазёнками, не понимая, чего от него хотят. Ведьма протянула к ребёнку полуразложившуюся руку и умоляюще позвала ещё раз. Словно под гипнозом с остекленевшими глазами мальчик протянул в сторону странной гостьи руку, не в силах оторвать от неё взгляда.
--Молодец! – Прошептала она и, схватив детскую ручонку в свою когтистую клешню, что-то прошептала, отчего ребёнок, едва дёрнувшись всем телом, упал в обморок. Уже порядком постаревший, Игнат вышел прямо из стены, встал перед старухой, заслоняя от неё ребёнка.
--Уйди ведьма. Всё что могла уже сотворила. Теперь отступись, не твоё время. – Твёрдо выступил он вперёд.
--Что ты меня мытаришь? Ты же видел, он теперь мой. Нет, тебе его силы уже не отнять. – Стала шипеть нежить, вцепившись одной рукой в ребёнка, а другой, угрожая, приподняла посох. Немного оправившийся Влас, старался освободиться от страшной старухи. Могучая ведьма, собрав все силы, старалась отбить неожиданную атаку Игната. Она пыталась выпрямиться для решительного и сильного удара по своему старому сопернику и врагу, но натолкнулась на неожиданный выбор: либо отпустить посох и не выпускать мальчишку, либо оставить ребёнка и отбиваться посохом. Опустив палку в сторону Игната, она крепко вцепилась во внука. Невольно отпихнув преграду, колдун схватился за чудную палку, выбив её из рук ведьмы, но словно обжёгся, и с силой отбросил её далеко в сторону. От его рук валил дым, нестерпимая боль заставила взвыть словно раненого зверя. Но более всего повергла в шок рана: кожа на ладонях лохмотьями повисла в тех местах, где он невольно ухватился за заветный посох своей бабки. Рефлекторно поджав руки, он упустил момент, когда старуха подняла мальчика, но на этом неожиданности не окончились. Высокая и строгая старуха в меховой душегрейке вошла в дом и, по-хозяйски подобрав посох, повернулась, чтобы выйти. Ведьма, громко взвыв, вновь опустила ребёнка и ринулась на непрошеную гостью.
--Прах к праху, тлен к тлену. Убирайся, откуда пришла. Не ходить тебе нежитью, не смущать живых. Не я заклинаю, не я силой владею, а Создатель запрещает. – Показывая острым концом посоха на ведьму, произнесла спокойная гостья не по-старушечьи моложавым голосом. От чего нежить полыхнула ярким светом, и рассыпалась на несколько неопределённых кусков. Не потерявшись, Игнат схватил ребёнка на руки, и выбежал из избы, не оглядываясь, стараясь как можно надёжнее укрыть свою драгоценную добычу. Михей полыхал вместе с тем, что осталось от его давно умершей жены. Благообразная высокая старушка в белом платке с васильками, преспокойно вышла из дома, запечатав её за собой, странным заклинанием. В избе выло и стонало, просилось наружу, умоляло и чадило без обжигающе горячего пламени.
Народ невольно стал собираться около «нехорошего» дома, но тут же разбегались по своим избам, стараясь спрятаться и не видеть всего последующего ужаса. Все боялись необъяснимого, тем более, что уже целое поколение выросло на сказках про страшную ведьму, когда-то жившую в этом доме. Ни один не постарался хоть что-то предпринять для спасения жителей, люди уподобились трусливым животным, прячущимся по своим норам, не сознавая того, что тем самым запечатывают и себя, в невольной тюрьме непонятно откуда взявшегося ужаса. Двери добровольных заточений, словно по волшебству захлопывались одна за другой. Вся деревня зашлась истошным воем, сменившимся молчаливым созерцанием из окон. Когда вернулись с поля остальные односельчане, то сначала не поняли, почему оставленные домочадцы, запершись изнутри, не пускали их в дом. Несколько мужиков, собравшись вместе, попытались открыть один из домов, но, получив неожиданный удар, отскакивали, теряя чувствительность в руках. Не придумав ничего лучшего, все как один собрали оставшуюся скотину и двинулись, кто в чём был, как можно скорее унося от проклятого места нехитрые пожитки, стараясь запечатать и в памяти, то, что увидели, но не поняли. Чадящий пожар без огня под дикие вопли, выедал душу, оставлял в людях лишь звериное чутьё, которое, оголяя инстинкты, превращал их в безумных животных. Теряя самообладание, они были не способны бороться за жизни своих близких. Потому, просто убегали не оглядываясь. Они старались спасти себя и навсегда забыть о пережитом, ещё не подозревая о том, что и во сне не смогут простить себя за подобное.