--Ты это всё на мою никчёмность намекаешь?
--Да при чём тут это? Я просто понять пытаюсь: почему старший у младшего в учениках, а не наоборот.
--Влас в самом начале жизни силу всего рода получил. Слово его прадеда, да бабкино упрямство вперемешку с ведьминской хитростью. В него не по желанию, а по бабкиному умыслу таковое наследство влилось, что он бедный не знал, как под такой тяжестью первое время не околеть. А Фёдор не один год бабочкой беззаботной порхал. Печали, да размышления и в вашем миру не красят, а в нашем и подавно – за каждое лишнее познание расплачиваться приходиться. Влас и расплачивался, всей своей сутью расплачивался. Уже в двадцать лет он мог то, чему бы мне сейчас стоило подучиться, а он просто мог. Эх, если бы не Агашка, с её страхами… Но теперича нечего об этом. Потому Фёдор и бегал в мальчишках больше положенного. А Сафрон? Тоже почитай по той же награде старостью раньше времени обзавёлся. Знания знаниям – рознь. А умения свою работу туго знают, раз попробуешь – никогда после не откажешься. Теперь о любви и порассуждай, о вечном выборе, который гнобит некоторых из вас хуже любого наговора. Плохо одно – всё к одному концу кренится. Потому не думай, не радуюсь я потерям с вашей стороны, так же, как и с нашей.
--Это ты загнул. Борьба противоположностей всегда к победе одной из сторон вела.
--Суть не ухватил. Борьба, но не победа. Нельзя никому в победителях ходить. Таково мироустройство. Подправлять выскочек – можно, но не побеждать весь строй вещей. Сам подумай, ежели вы нас одолеете, то в мир можно такую гадость пустить, кояя и во сне не приснится. Так же и мы вас не могём, иначе другую природу вещей запустить заказано. Молодые этого понять не хотят, им победа нужна, не хотят они веками в драчках жить. Вишь, даже меня стараются к ногтю прибрать.
--Что-то непонятно мне, раз ты такой хороший, то прямая дорога тебе в наш лагерь. Бросай ты своих упырей безмозглых, да и перебегай на другую сторону.
--Ты совсем сбрендил или кто по башке ударил? Я же сам упырь! Тебя предупредить, да толком всё обсказать стараюся, а он гляди, ещё и насмехаться удумал. – Сверкнув жёлтыми глазами, колдун так неожиданно дёрнул мою руку, что я невольно охнул.
--Прости, если обидел, но я же не родился с тем, чему ты сейчас меня вздумал учить.
--То-то, думай, а потом и говори. По краю ходишь, а туда же. Язык на привязи держать надобно уметь, не помело же.
--Значит, вы тоже умираете, как и все?
--Для нас это не то, что для вас. Пыль мы на всех людских дорогах. Потому и кончина у каждого своя.
--У тебя, к примеру, какая будет?
--Эко махнул! Тебе это к чему? Умысел имеешь или опять по дури своей?
--Просто интересно стало. Вы все свой уход заранее знаете или как простые люди, живёте пока жизнь не иссякла?
--Не буду я тебе про то рассказывать. Токмо одно знай – всё в жизни поменять можно. Даже свою смерть. Весь упор в цене. Её родимую заплатить за то надобно, ежели поднять осилишь. Каждый день, каждая радость и каждая обида взвешивается, да оценивается. Это не нами придумано, а тем, кто весь этот мир таким выстроил.
--По-моему, смотря с какой стороны посмотреть. Ты за все свои душегубства прямо сейчас платить не начал?
--Не в этом месте и не прямо сейчас. Мне в другом и кое-что другое. Не думай, не кривляюсь я, и тем более, не дурманю тебе мозги. Сам смотри, коли, что могу говорить, то прямо и выкладываю, а нет, то далее и не продолжаю.
--А есть ещё чего выложить?
--Да хотелось бы, но гложет, что спехом всё обсудишь, недодумавши.
--Чего уж там, показывай.
Могучий, полный сил старик стоял у голубого чистого озера и растворялся в осеннем замирании природы. Неподалеку, стоял под стать ему, крепкий мужик и терпеливо ждал, когда старик обратится сам. Солнце, заходящее за край голубой воды, играло яркими красками, будто в напоминание о скорой промозглой и беспробудной серости. Выбеленные седины и этот растворяющийся в воде закат, были очень похожи на прощание. Уже не раз видимая мною в руках Агаши палка, служила старику опорой. Он стоял, навалившись на неё всем телом, и будто всматривался в красно-жёлтые деревья, подёрнутые посеревшей зеленью. Из-за плотно прилегавших к воде деревьев на задних лапах, словно человек, появился бурый медведь. Зверей по лесу в эту пору бродило немало, но вряд ли кто из них отважился подойти, таким образом, и, встав напротив человека, пытливо вглядываться прямо в глаза.