--Деда, хочешь, я его пугану? – Спросил взрослый мужик у старика.
--Не надо Ванюша. Это Игнатка попрощаться пришёл.
--Так, как бы не напакостил, с него станется.
--Сейчас он ничего не сделает. Не сможет. – На этих словах он двинулся в сторону оскалившегося зверя. Через минуту, уже не большой зверь, а небольшой морщинистый старик стоял напротив Митрофана.
--Не уж-то и впрямь решился уйти?
--Не решался я, а время пришло.
--Какое такое время? Сил в тебе не меряно, так знай, продолжай чего начал. – С сожалением произнёс расстроенный, и почему-то несколько помятый Игнат. Митрофан же, с его лучистыми глазами и сеткой морщин, возвышался над братом не только ростом, но и какой-то загадочной решимостью. Под стать старческой седине, белая длинная рубаха ничем не была подпоясана, она колыхалась при порыве ветра, облегая не по-старчески прямую и полную сил фигуру.
--Нет, ухожу. Всему свой час. Мой, вот сейчас пробил, и гневить Бога нечего. Теперь с Ванюшкой силой мериться будешь. Давно со всеми простился, тебя одного и поджидал.
--Что, и у меня прощения просить станешь?
--Стану. Прости коли, что не так было.
--Я на тебя зла не держу, но по делам шиворот-навыворот получается. Это вроде я виниться перед тобой должен, а не ты передо мной.
--Но ты не будешь.
--Не буду. В том, твоя правда. Напоследок попросить у тебя хочу. – Чёрный колдун замер, опустив глаза, будто специально выдерживая затянувшуюся паузу.
--Чего удумал, не тяни время. – Первым прервал молчание Митрофан.
--Отдай ты мне бабкину палку. Сам знаешь, силой взять я её не смогу, но как подарок от тебя приму. Подумай, ведь ты её с благословением от рода всего передать можешь. Мне, может статься, только этого сейчас и не хватает.
--Прав ты, благословение я вместе с ней от нашей старушки получил, но без права передачи кому бы то ни было. Сила в ней немалая, вот она сама и выбирает, кому достаться. Эта сила вроде благословения передаётся от одного к другому, потому у неё и спроси. Пойдёт к тебе, знать так тому и быть, а нет, то не обессудь.
--Ты это напоследок надо мной посмеяться удумал? Я у палки должен дозволения спрашивать? – Горделиво вскинув голову, со смешком, спросил Игнат.
--Сам же сказал, не в палке сила, а в том, что она за эти годы вобрала в себя. Знания глупыми не бывают, они с тобой равными должны быть. Должны понять, чему ты служишь, тогда и подаваться станут. – На этих словах Митрофан воткнул клюку в землю и отошёл от неё ровно на три шага. – Чего смотришь? Бери, коль всё так просто.
Игнат, не веря в свою удачу, стал медленно приближаться к такой знакомой, изогнутой в виде змеи, палке. Но, только протянув в её сторону руку, он сразу же и отдёрнул. Будто множество маленьких игл ударило прямо в его ладонь, пробежав по всей руке.
--Не твоя она, Игнатка, не твоя.
--Одного не пойму, как же Дунька ею владела? Как же она в руки такой ведьмы могла угадить?
--Ну, ты, братец слеп. Она ей не владела, она с ней умерла, вытерпев при этом неимоверную боль. Даже после смерти отцепить не удалось от обгоревших пальцев, пока истинная хозяйка не явилась. Какая бы Дунька сильная не была, супротив знаний не попрёшь. Тем более, что она на старую силу замахнулась, которой и вовсе не ведала.
--Значит, ничего мне от рода своего в наследство и не перешло. Напоследок хоть бы про прадеда растолковал, ведь его все знатным колдуном величали. Я тогда из-за него всю семью и отринул. Хотел его славу затмить. Вот ведь неудача, а посох его и мне в руки не дался.
--Он души людские братушка не пил, да смуты в семьях не чинил. А про гордость и говорить нечего. Его в конце жизни даже дурачком кликали, а с бедами всё одно шли. Эх, что ты сделал со своей душой? Ведь в ней Бог должен жить. А тебя злоба, да гордыня обуяла, потому и мечешься, ищешь себе пристанища, да не находишь.
--Много ты об том понимаешь. Иди себе с миром прорастай корнями, а мы ещё в людском облике походим.
--В людском ли? Не хотел говорить, но скажу. Часто ты у времени вопрошал, потому и мне известно стало, так вот тебе ответ на твой вопрос – нет, не быть тебе тем, кем так упорно стремишься, никогда, что бы для этого не делал.