Дарислава
Утопая по колено в снегу, я шёл по зову своего сердца к месту, как казалось, которое приняло меня и было готово если не защитить, то уж наверняка помочь принять решение. Думалось мне там легко, и прятаться от дружной компании там было очень комфортно: с одной стороны не потревожат, а с другой, знают, где искать.
Присыпанные снегом ели и редкие сосны, благодушно расступались, заманивая всё дальше и дальше в лес. Замороченная зимним сном тишина, приводила меня в уверенное состояние покоя. Медленные шаги по глубокому снегу, создавали вид ходьбы на месте. Окутанные белым пухом деревья расступались, не показывая в своей одинаковости хотя бы малейших перемен. Наслаждаться зрелищем прекрасного холодного сна я был не в настроении. Хотелось порывистого ветра и пусть настораживающих, но дальнейших перемен. Ледяное спокойствие, пробиравшееся внутрь убаюкивало, а потому не предвещало ничего опрометчиво-правдивого.
«Рубануть бы сейчас увесистой палкой, по всему этому сонному великолепию», -- вдруг пришло мне в голову. По-мальчишески залихватская мысль придала больше жизни, и жажды привести свои мысли в состояние согласия с самим с собой. От предстоящего поиска требуемых ответов, я ожидал получить не только интересующие меня знания, но ещё найти других таких же избранников, прожитых подобные качания в представляемых выборах. Хотелось посмотреть на то, как другие чувствовали себя в подобных обстоятельствах. Ведь я не был первым, а значит, они принимали решения, которые отодвигали обе силы от окончания давнего спора.
Увлекаясь, я чуть было не пропустил засыпанного снегом, ещё недавно такого зелёного болота. Старый трухлявый пень под слоем белоснежного одеяла, оставался по-прежнему древним уродцем, который и помог узнать мой уединённый уголок под покровом сонной немоты. Первый брошенный взгляд на это место глубокой осенью, почему-то навевал состояние поной уверенности в себе и своих силах, что совершенно противоположно воспринималось теперь, в полной, и почему-то тревожной глухоте этого уголка. Он как будто в тайне от меня ожил и тихонько, исподтишка наблюдал за маленьким запутавшимся человеком, свысока усмехаясь его ничтожным мыслишкам. Моя суть трепыхалась уже не противопоставлению себя всему знакомому и незнакомому окружению, а, как будто заключала помимо меня договор, который навязывал определённые обязательства. Лёгкая враждебность, витавшая над болотными кочками, мягко перетекала на высокомерно сонные, завораживающе-прекрасные деревья. Пень, похожий на гигантский гриб, напоминал спящего лешего, хранящего покой умиротворённого белого царства. Сбивая его большущую, покрытую ледяной коркой шапку, я обнаружил под ней охапку опавшей листвы, на которую и примостился с великим удовольствием.
Взирая на заснеженную пустоту, хотелось, как в первый раз увидеть чудесное облако и, разгребая его плотную пустоту оказаться в том прошлом, которое привело бы к разрешению моего двоякого положения. Я стал представлять молодых людей, оказавшихся подобно мне, в учениках Трофима и Агаши, так же готовившихся к важной ночи перед Великим Рождеством.
Вместо всего этого, неожиданно появилось на месте занесённого снегом болота, голубое чисто озеро. Зиму сменило жаркое лето, в котором престарелые ивы омывали свои густые косы в прозрачной воде и зелёной стеной отгораживали от посторонних глаз ровную чистую гладь воды. Около самого края, на маленьком выступе, почти в шаге от меня, сидела молоденькая девушка и что-то пыталась разглядеть в ровной, словно зеркало поверхности. Моё тело уже не обременяло, оно осталось где-то далеко позади, потому я, уподобляясь маленькой прозрачной дымке, мог передвигаться лишь силой собственной мысли. Зависнув прямо у неё над головой, от неожиданности я резко отпрянул. Она рассматривала в этой чистой воде не собственное отражение, а других людей, которые передвигались и разговаривали.
--Кто тут? – Обернулась зеленоглазая незнакомка и поднялась на ноги. Её густые пшеничные волосы тяжёлой россыпью окутали хрупкую фигуру. Красный длинный сарафан, надетый поверх белой широкой рубахи, не давал иллюзию пышности её сложения, а наоборот подчёркивал детскую изящность. До навязчивости знакомый курносый носик, усыпанный множеством веснушек, и строптивое выражение ещё пока угловатого личика, делали эту девушку похожей на рассерженную Маринку в день нашей первой встречи.