--Бери же, чего оторопел? Иль испугался напоследок? – Игриво подзадоривала ведьма, почему-то становясь на глазах неуклюжей гнутой рохлей с жиденькой косичкой, собранной из нескольких прядей на почти лысой голове.
--Давай, но с тобой-то что приключилось? Ты на себя в зеркало глянь, как тебя бедную скрючило. – Внутренне немного оторопев, протянул я руку для того, чтобы взять магическую вещь.
Такой молниеносной расторопности я не мог ожидать и от молоденькой девушки, а тут гнутая старуха. Она подскочила, словно ею выстрелили из пушки, мгновенно проколола мой палец острым концом амулета, при этом быстро бормоча что-то себе под нос вроде того:
«Очнись, отоснись Вирь-авой величавая,
Сын твой нашёлся, пришёл, просит славы.
Прежде защитой его одари,
Шкурой звериной его огради.
Много вражинов по свету рыщут,
Только с тобой уж никто твово сына не сыщет…»
Глаза орла ожили и засияли зелёным светом. Старуха опустила его клюв в мою кровь, и как мне показалось, он постарался её проглотить. По крайней мере, какое-то движение было с его стороны это точно. Затем уже чинно она завязала у меня на шее этот амулет, который рядом с крестиком начал почему-то душить и тяжелеть.
--Придётся крест-то твой снять милок, а то и задушиться можно. – Процедила старуха, любуясь моим удушливым состоянием или ещё чем-то, что я видеть не мог, но ощущал в себе несравнимо страшную боль в костях.
--Подохну, а крест не сниму. – Только и смог я едва прошелестеть губами.
--Нельзя так. – Покачала ведьма головой, и быстро сняв амулет с шеи, перевязала его мне на пояс. – Ну, так-то лучше будет. А теперь, даже если и захочешь чего сказать против меня, мало кто поймёт. А, вдруг, поймёт, то долго маяться придётся, потому, как обратное слово только мы двое и помним. Так что, побежишь ты к сосне на четырёх лапах, да одно только желание и прокричишь там своим собачьим воем.
Встав в дверном проёме, старая уродливая бабка вынула из потаенного кармана своего старого поношенного платья большую бронзовую бляшку с пламеневидным небольшим кинжальчиком и повесила себе вместо того, что подарила мне. Что на сей раз она шептала я не слышал, зато Трифон, приблизившийся прямо под самый нос, наверняка постарался разобрать каждое её слово.
Тут же обернувшись в молоденькую прелестницу, Лизка увидела призрачного деда, но нисколько не стушевалась, а лишь озорно погрозила ему пальчиком. Новые способности ведьмы, питающейся другим, не менее сильным талисманом древних заклятий, позволили без труда вернуть молодость и красоту, видеть невидимое и ещё что-то такое, от чего просто кровь стыла в жилах. Чёрные глаза излучали уже не бархатную влажность, а струили холодное пламя ненависти, которое обдавало леденящим ужасом незнакомой мощи. Она ликовала, пробуя свои силы, упивалась властью, и так как ей больше нечего было делать в нашей убогой избушке, то, провернувшись у порога, она бросила на прощание последнее заклинание, обращённое в сторону Трифона.
--«Ты хоть и видел, но не обидел, раз не обидел, то не поймал.
С веку до веку мне процветанья, с веку до веку, ты мне - не враг.»
Ничегошеньки у вас не выйдет теперича. Под мою дудку вам плясать уготовано. На том и прощайте. – Весело хохотнув, она громко хлопнула дверью, и только мы её и видели.
--Я ж тебе показывал – не соглашайся мол, не надо, а ты?... Эх! Я теперича приведением шастать стану, ну а ты псом шелудивым так и останешься. – Горько произнес Трифон, приводя меня к мысли о том, что у меня что-то завиляло в области таза.
--Разве такое бывает? – Хотел высказаться я, но вместо этого, получился лишь жалостливый скулёж.
--Бывает и не такое. – Почему-то поняв мой лай, ответил старик.
Неужели это правда? Я получил от неё амулет оборотня и, не зная как им пользоваться, теперь буду проводить оставшуюся жизнь в шкуре блохастой собаки. Мои руки приобрели вид огромных лап с неубирающимися когтями, которые клацали по деревянному полу при малейшем моём передвижении. Лохматая пегая шкура грела лучше любой шубы и, поэтому, я уже ощущал жаркое тепло от натопленной печи. Огромная пасть сама собой открылась, и мои слюни водопадом потекли из неё мешая привычному для размеренности дыханию. Наскоро, и честно говоря, не без отвращения, я попытался осмотреть своё новое тело и пришёл к выводу, что я уже не просто средний человек, а пегая, довольно большая, лохматая собака с могучими лапами и огромной пастью.