Новый день зарождался тихо и безмятежно. Маленькое зимнее солнце неохотно поднималось на своё положенное место, и весь мир просыпался в этот день, скинув с себя прежние заботы и горести, предоставив себя для новых и более чистых помыслов и поступков. Маленькая хрупкая Маша обняла свою дочь и, попросив прощения у Трифона, улетела большой диковинной птицей. Все смотрели на неё до тех пор, пока она не скрылась за горизонтом. Трифон, грустно обвёл глазами нас всех, но, отдельно остановив глаза на Анюте, растаял, поднимаясь над кронами деревьев к самым облакам. Его радужные очертания таяли очень медленно, и это можно было сравнить разве что с зеркальным отражением кусочка маленькой радуги, которая, исчезая, оставляет в душе след необычной красоты и гармонии.
Амулет сам собой сорвался с моей шеи и растаял, шипя и отплевываясь, подобно его хозяину, под первыми лучами сонно поднимавшегося солнца. Лизка корчилась от ненависти и обуявшей злобы. Игнат грустно передал свой посох Фёдору.
--Возьми сынок, твоё время пришло. Об одном прошу, никогда не слушай эту злыдню. Что бы она тебе ни говорила, не слушай её. – Грустно взглянув в мою сторону, он покачал головой и, словно под действием мощной неведомой силы стал преображаться в непроницаемую тень, которую очень быстро засосало в посох.
Фёдор, без капли сожаления, горделиво окинул всех присутствующих победным взглядом, торжественно удалился с поляны, при этом, не удостоив никого ни единым словом. Силуэты из теней потянулись гуськом за своим новым хозяином. По его виду стало понятно, что действительно наступает время перемен, которое ни сколько не уступит старому по своей изворотливости и жестокости.
Неожиданно, меня стало толкать из стороны в сторону. До тех пор, пока эти толкания были безболезненны, они ничего не приносили, разве что, кроме неудобств, но от нарастающей пронзительной боли и я стал выть не хуже запертого в моём теле древнего колдуна. Меня проще сказать выворачивало наизнанку, ломало кости, выкручивало. Не на шутку испуганный Трофим подбежал ко мне и пытался хоть чем-то облегчить мои страдания.
--Отпусти его, эта схватка не для тебя. – Холодно отстранила его Агаша, оставив меня наедине с чудовищем, которое очень не хотело вылезать из меня. – Только ты его сможешь вытолкнуть из себя, потому как это тело было дано именно тебе при рождении и никому больше.
Всё, что было мной узнано за последнее время, пронеслось в голове. Я как будто листал учебник, пытаясь возобновить ранее изученное. Колдун цепляясь за меня, старался парализовать мою волю и сознание. Он уже понял, что почти проиграл, а потому желал, как можно сильней покалечить, чем просто бороться за тело. Зиждич, упираясь сулил мне все блага, которые только могли прийти ему на ум, а когда посулы были исчерпаны, стал хвататься за раздвоенность моего сознания, стараясь хоть малую часть забрать с собой. Не позволяя себе расслабиться, и отвлечься на физическую боль, я постарался удержаться за мыль.
Сказанное Дариславой звенело набатом в моей голове, кем пришёл в этот мир и, кем хочу в нём остаться, удерживало наплаву и давало возможность постепенно карабкаться в этом направлении. Повернув поток мыслей в это русло, я представил себя ладьёй, гребущей против течения к тому острову, который выбрал именно я, а не причаливать к иллюзиям прошлого или будущего, навязчиво подсунутыми «захватчиком». Увлечённый своими размышлениями, понимание самого себя стало приходить ко мне тем же уютным спокойствием, которое само собой вытолкнуло всё чужеродное моему ощущению. Зиждич отринулся от меня так легко и незаметно, что только после нескольких мгновений, я сам смог понять это. Трофим смотрел на меня отеческим взглядом, как мне показалось, не до конца веря в такой исход дела. Маринка сидела рядом, нежно поддерживая мою голову и, наверняка, готовая оказать первую помощь в виде залихватской пощёчины. Анюта, бледная, но улыбающаяся, старалась хоть чем-то помочь мне вновь обрести себя и, не найдя ничего подходящего, просто поглаживала мою руку. Полная идиллия и согласие трогательно умиротворяло, вселяя уверенность в своей значимости для внимательных сиделок. Не знаю, сколько бы это продлилось, если бы не Агашина суетливость.
--Чего разлёгся? Простудиться удумал? Вставай, давай. Нам давно уж двигать пора, да и вы, как клуши возле него расселись. Чай не лето, зима на дворе.
--Как я понимаю, это ещё не окончание истории. Правда, бабушка? – Не удержался я от вопроса.