--Хоть что-то, что б с миром упокоились и то ладно будет. – Махнул дед рукой и пошёл в ближайшую выгоревшую избу.
Старик открыл свою заплечную суму и вытащил три церковные свечи. Установив их ровно в ноги метвяцкому строю стал на распев петь отпевальную, выученную в годы жизни при церкви. Деревенский дед притащил белого полотна и встал рядом. Стараясь добросовестно молиться за души так несправедливо убиенных односельчан. По окончании одинокого песнопения, двое пожилых людей стали укладывать на чудом уцелевшую телегу тела, попеременно перекладывая белой тканью. Девочка молча помогала, стараясь заменить взрослую хозяйку. Когда телега была полностью забита, крепкий седовласый старец встал впереди, заменив лошадь, а небольшого роста дед, встал позади телеги, стараясь изо всех сил подталкивать, облегчая, таким образом, работу первого. Деревенские погосты всегда местились на краю села и идти одному это не составило бы многого труда, да и почти что не потребовалось и времени. Но с таким грузом, и при отсутствии хотя бы захудалой лошадки, это было неимоверно тяжело. Вся работа по рытью одной общей для всех могилы, да захоронения несчастных, заняло весь световой день у далеко не молодых людей. Возвращались они медленно, мечтая лишь о возможности отдохнуть.
--Ну, а ты-то сюда зачем пожаловал? – Не ради интереса, а только лишь чтобы выразить своё участие в госте, спросил единственный хозяин теперешнего жилья.
--Да, понимаешь в чём дело, у меня на печи таганка лопнула, вот и пошёл я за другой, а дорога ровно в твою деревню и привела. А теперича и не знаю, куды идти, и где искать.
--Здеся и найдёшь. Посмотри, сколько домов осталось, в каждом из них не по одной найти можно. А нам с внучкой столько добра без надобности.
--Ежели чего, то я заплатить могу.
--Вона твоя плата, за бугром покоиться. Да и нам здесь оставаться не след. Надо отсель выдвигаться, а то уже осенью среди соседей оказаться можем.
--Есть хоть куда?
--А то как же? К старшим пойдём, они нас, поди, на дороге не оставят.
Так, за мерным разговором они подошли к самой зажиточной, и почему-то мало пострадавшей избе. Обойдя её со всех сторон и, убедившись, что она подойдёт лучше всего, чтобы скоротать ночь, стали размещаться. Сильно уставший от тяжелых трудов дед, послал свою внучку на поиски хотя бы какой-нибудь еды. Сам же стал устраиваться на печи, где нашёл под старыми овечьими шкурами, спящего грязного мальчишку.
--Эвон какой ещё подарочек!? – Искренне удивился он. – Ты гляди, дрыхнет и в ус не дует, что мы здеся одни ковыряемся. Ну-ка вставай, родимый. Чего это ты здеся примостился?
Вбежавшая девочка, увидев, как её дед трясёт кого-то на печи, быстро выгрузив нашедшую еду, поднялась к нему и обрадовано стала помогать трясти мальчишку. Но живой ребёнок, не поддавался ни на какие ухищрения односельчан. Порядком утомлённые, они слезли с печи в полном недоумении от нового сюрприза.
--Деда, это же Ванятка Залесский. У него ещё матушка такая странная была, да и отец не нашенский из лесничьего роду.
--Слава Богу, заговорила, а то думал немой останешься. – Грузно оседая на лавку вымолвил дед.
--Можно мне поглядеть, чего это с ним такое?
--Гляди, коли желание имеешь, токмо и без того известно, от горя, да и от страха его так скрючило. – Равнодушно отозвался дед, разбирая принесённое внучкой и, деля на три части.
Горячее молодое тело словно кричало о помощи. В довольно прохладной избе, несмотря на лето, он обливался потом как в бане. Его тело будто заживо варилось изнутри. Сильно уставшему старику понадобилось много времени понять, что не только горестные впечатления стали причиной такому, вдруг, возникшему недугу. Этому мальчишке требовалось участие самого Господа, чтобы выкарабкаться из чёрных сетей принесённого откуда-то желания истребления целого рода.
--Да кому ж это так вы навредили? Кому дорогу перешли? Впервые вижу такую ненависть и злобу. – Проговорил старик, намереваясь спуститься за своим мешком. Умная собака, как будто ждала команды и, получив её, со всего размаху, держа пожитки старика в зубах, сиганула на печь. Она примостилась в ногах ребёнка, положив ему свою большую голову на колени. Работа предстояла серьёзная и тяжёлая, потому что времени для борьбы с чёрными путами почти не оставалось. Вытащив отцовское наследство, старик зажёг старую сальную свечу, которая не только коптила, но и издавала жгуче-едкую вонь. Сало, размешенное вместе с воском напополам стало шипя скатываться на голову, грудь и живот больного, образуя широкий крест. Молитвы, сперва никак не могли обрести силу и словно птицы отлетали от него. Только после упорного стариковского бурчания, стал уходить выжигающий внутренний жар и щёки из пунцовых, превращались в бледные, ввалившиеся, словно от долгого голода, тряпицы. К утру дрогнули веки и распахнулись голубые огромные и порядком изболетые глаза.