--А что так? Знать сам неправый был? Теперича и мучаешься от стыда, что их нет и поправить ничего нельзя.
--Это я-то? Я неправый? – Стал задыхаться от такой несправедливости мальчик. – Они завсегда ко мне первые приставали. Да не по одному, что б по справедливости, а как наберутся по трое, да поболе, так и начинают задираться.
--Вижу, что здорово они тебя достали.
--Аж никакого сладу с ними не было. Да и матери их тоже хороши – одно слово что бабы неразумные. Кажный день их науськивают, а потом меня же и обвиняют. И чего не жилось им спокойно?
--Ну, ты, конечно, ни сном, ни духом об этом.
--Деда, да ты ведь тоже не простой, коли, прямыми дорогами норовишь не ходить, а всё кустики, да деревца выискиваешь. – Попав в самую точку, разгадал стариковскую игру Ванятка.
--Оно может и верно, только не просто так в такой печали и горе тебя Господь именно ко мне в руки толкнул.
--А ты можешь о своей семье рассказать?
--Отчего же?! У меня отец знатным кузнецом был, а мать из соседней деревни к себе привёз, потому как местные девки, хоть на него и засматривались, но боялись его. Когда я первым у них народился, то не болел почти вовсе, чем разговоров, да мути разной вызвал, что не перехлебать. За мной брат тут же народился – мы с ним погодки, тоже крепким дубочком расти стал. Тогда бабы к матери за помощью обращаться стали. То, мол, и сё, помоги, детка прихворнула. А она безотказная всем старалась угодить, да и отец тоже не мешал, а помогал. Даже разные болячки сам порой отчитывал, да болезни прогонял. Всё хорошо вроде было до тех пор пока сестрица не народилась. Она как раз болезненной и хиленькой появилась, все соседушки ждали, что помрёт вскорости детка, а она возьми и выживи, да ещё в этакую крепышку переродилась, что зависть потоком полилась на наше семейство. У всех дети мёрли не по одному, а у нас всего трое и все как на подбор краснощёкие, да весёлые. Не хочу душой кривить, родителям силы немереные дадены были, и они их не прятали, по возможности всем помочь стремились. Даже случай один пришёлся – боярского сыночка вылечить отцу довелось, и после в почёте и уважении у его отца прибывал. Вот и жили в довольстве, да зависти людской купаясь, до тех пор пока чернецы не весть откуда появились, да воду на селе и без того мутную пуще прежнего чернить. Вот тогда отец и приказал мне крепко-накрепко, прилюдно умение своё никому не показывать, только если смертельная в том нужда не станет. А до того ни единым намеком дара своего попусту на ротозеев не растрачивать. Видно знал, чего вскорости ему ожидать предстояло.
Не хотел я в то ранее утро никуда идти, а он настоял и нас вместе с сестрой в лес по ягоды отправил, а брата моего с собой оставил. Мы из деревни выйти не успели, как в нашу избу прямым ходом странные людишки в красивых чёрных одёжах завернули, а за главного у них маленький старикашка был, а позади него три безголосые, по-моему, и безмозглые дылды прошли. По селу их божьими людьми звали, да на наш дом указали, как на местных знахарей, чем большое любопытство и вызвали. После того у меня душа всю дорогу не на месте страдала, а сестру пугать не хотелось. Уж больно беззаботна и весела она была, не досталось ей родительского дара не в силу не в полсилы. Вот и пришлось по быстрому ей в коробок берёзовый ягод набрать, да только тогда домой и отвести. Нам в ту пору чуть поболе твоего стукнуло. Мне пятнадцатый шёл, брату четырнадцатый, а малышке нашей всего двенадцать. Вот и пришли мы домой, на сколько это можно быстро, а в доме окромя родителей никого. Кинулся я Игната звать, да соседи сказали, что ушёл он с этими гостями. Лишь напоследок сказал, что мол пускай об нём родня не мается, хочет по сердцу жить, а не ложному велению. Да так родителей обгадил, что по народу слух разом нехороший прошёлся. Вроде божьи люди молитвой гадость и колдовство в нашем доме вытравить пытались от того и отец с матерью разом слегли. Все стали ждать - выживут или нет после такого посещения кузнец с женой. А они на третий день после их «благочестивых» молитв и скончались. Если бы я тогда столько мог, сколь сегодня могу, то враз на ноги поставил, и не пришлось бы неприкаянным по земле мотаться. Да видно у каждого своя судьба, да своя дорога предначертана. После этого как меня только не клеймили, как только не называли. И ведьминым отродьем и колдуном, даже проклятым из рода в род. Всё пережил, да в лесу себе местечко и обжил. Подальше от людского гомона, да быстрого на расправу языка. Так что не стесняйся Ванюша про мальчишеские тумаки говорить тому, кто на себе мужицкие и бабьи кулаки, да палки попробовал. А старик тот – охальник чёрный, к нам в дом ещё приходил, да всё меня разыскивать пытался. Так по моему следу и шёл, до меня не добираясь. А я прятался и выжидал, страхом переполненный. И только теперь понял, что зря прятался, зря выжидал. Да видимо на всё своё время имеется, даже на такое простое понятие.