--Братва, наваливайся, деда не хочет, а у нас слюни по коленкам текут, прямо как у Гашки, хоть в горшок собирай. – Обрадовался мальчик, подсев поближе к котелку. Мужики переглянувшись, степенно пододвинулись за ним и увлекательная, но молчаливая работа пошла с воодушевлением споро и быстро. Даже Гашкина степенность в момент улетучилась под размеренный стук ложек. Она бегала вокруг Ванятки, подсовывая свой влажный нос под его ложку. Мальчик, не забывая о своём друге, старался чередовать порции, деля её то собаке, то себе. Дед, едва заметно приподняв одну бровь, улыбнулся в свою густую белую бороду. Молодой азарт забавлял его и в некоторой степени даже внушал успешность задуманного от такой целеустремлённости хотя бы пока и в малом. Впервые за долгие годы он снова решился на благой поступок, который будоражил его, словно он снова помолодел, обретая надежду на изменение, хотя бы жизни нескольких людей, в лучшую, светлую сторону. Душа рвалась на свершение чего-то полезного и трудности не сколько не пугали, а как в молодости, лишь подхлёстывали и вселяли множество лучших надежд. Едва дождавшись, когда все подкрепятся, он соблюдая правила старшинства, встал, и стал первым собираться в дорогу.
Возвращаться в свой уединённый уголок на краю самого прекрасного озера, которое он когда-то видел в своей долгой жизни, не представлялось уже возможным. В лесу старик всегда чувствовал себя в безопасности не только от людей, но и, прежде всего, от себя самого и своих неразумных порывов и необдуманных желаний. А пуще всего он, не признаваясь даже самому себе, не желал встречи со своим одержимым младшим братом. Своё лесное жилище Митрофан специально выбрал в непроходимой лесной глуши и целыми днями проводил в молитвах, чтобы если когда и удастся, то привести своего ученика в намоленое и достойное место. Но даже если и нет, то хотя бы умереть в добром и достойном месте.
Мысли не давали покоя, они уводили далеко от действительности. Он не мог представить себе, какую работу предстоит выполнить, чтобы основать целую деревню. Не главное даже выстроить, важнее смочь потом закрыть её могучим охороном, который он один и держать-то не в состоянии. А это означало большие прорехи, через которые не то что люди, но колдуны смогут незаметно пройти. Тогда бы всё повторилось вновь: смута, раздор, голод, злоба, недоверие и самое главное не станет любви. Только на любви и доверии строится новая жизнь, переполняемая счастьем и Божьей благодатью. Именно это больше всего заботило и уводило в молчаливые раздумья всё дальше и дальше. Старик не знал, как привлечь других таких же горемык, как и он сам, которые скитались по свету, не зная применения своим могучим и добрым дарам. Он хотел выстроить не больше, не меньше, а именно приют для таких гонимых умельцев, скитавшихся от подобного его брату властолюбцев, забывших про заветы отцов и молений матерей. Сколько лет минуло с тех пор, когда вера в истинного Бога приняла вся Русь. Не зря же, её во все времена звали среди других народов Святой и Светлой, только вот противников настоящей веры никак не убавлялось. До сих пор оставались те, которые не приняли органичность и учение устройства всего мироздания, требуя доказательств или того хуже возводя себе недостойных идолов вместо великого Человеколюбца. Не поняли, оскудевшие умишком, что его же, такого мелкого и никчёмного человечишки, появление на свет Божий неслучайно, даже, казалось бы, самая незначимая жизнь всё едино, вплетаясь в общую канву мироздания, является необходимым кирпичиком общего бытия. Не взирая, на различные привилегия и ранги, люди всё одно остаются людьми с их искушениями и страстями. Но в жизни всегда имела место высшая справедливость и её, даже самый необразованный крестьянин, мог понять глубже и острее своего высоко образованного господина, при этом завидуя свободе и достатку последнего. Ведь не влезешь в другого, чтобы узнать его душевных скитаний, его мук, а порою и невыносимых страданий от содеянного. Но по воле случая, если и приходится столкнуться с таковыми, по обречённости своей, которая толкает на помощь духовно убогим, вот тогда и содрогается своя, такая уязвимая и чувствительная ко всякому неустройству собственная душа. Да так, что диву даёшься, сколько в человеке может всего поместиться, при видимости полного порядка и благополучия. Так выходит, кому же кроме Бога единого нас всех обозреть и каждому, не пропуская и не забывая, по делам воздать, или по возможностям испытания назначить. Значит, и получается, что за ветхой и нищенской дверью порою чистая и светлая душа обитает, а за золочёной – чёрный омут грехов копиться, который аж до седьмого колена не расхлебать. Потому Господь и метит себе в помощь им только избранных людей, в помощь заблудшим, возлагая на тех тяжеленную, но посильную ношу.