--Истинная правда, отец Митрофан. – Подтвердил Никита. – Мы сами слыхали как одна древняя старуха говорила, что она будто ничейная и кем-то проклятая.
--Тогда тем более хватать не след за всё что попало не оглядевшись. Этот мосточек на вид может и плохонький, а ещё не один век простоять сможет. Посмотри на него повнимательней. Ведь он словно переход из одного мира в другой, ну из добра во зло. Так, что не тобой положено, не тобой и возьмётся. – Сделал вывод старик.
--Вот те на. А дома-то осматривать станем? Говорят, что где-то здесь поблизости три бабки свой век доживали. Может, и по сей день ещё живы.
--Чего же это ты никак до сих пор судьбинушкой не стукнешься, Никитка. Какие могут быть бабки в такой-то глуши? Тем более, сколько лет уже прошло, ты по разрухам-то сам, не видишь что ли? – Как только задал вопрос отец Митрофан, сам же и открыл от удивления рот. Прямо перед ним стояли и впрямь три ветхие старухи. Опираясь на клюку в виде змеи, та, что стояла ровно между своими спутницами вышла вперёд и совершенно моложавым звонким голосом пригласила всех перейти через мостик. Митрофан вышел вперёд и не дал другим даже близко подойти к старухе. Он сам подошёл к маленькой, высушенной временем и к тому же неизвестно откуда взявшейся бабке. Белый с красными, да васильковыми цветами платок у неё на голове, будто насмешка над её старостью красовался на маленькой головке, являясь обрамлением множества морщин. При такой пестроте, они казались больше и глубже, делая её лицо почти неживым. Овчинная душегрейка странного пошива, доставала старухе почти, что до пят. Белоснежные рукава холщёвой рубахи, вышитые у запястий, закрывали даже пальцы рук.
--Кто ты, добрая женщина, если, конечно, добрая. – Начал переговоры Отец Митрофан.
--Чего это ты так со мною? У тебя, что, испуг последние мозги, что ли вышиб? Митрофанка, это я только не бойся, это правда, я. – Задорно и звонко, отчего мороз гулял по спине больше, чем от её неожиданного появления, произнесла старуха, добивая всех своей не по возрасту лучезарной улыбкой, оголяя при этом полный рот жемчужно-белых зубов. – Смотри, чего делаешь! Не поздаровкался, а туда же, с расспросами полез.
--Прости, коли обидел чем. – Заметно растерялся Митрофан. – Здорова будь и ты, и подруги твои, тоже пусть долго живут. – Как-то нервно поправляясь, стал говорить старик, пытаясь овладеть собой.
--А чего ты со мной, будто с незнакомой старухой беседу ведёшь? – Продолжила задорно старушка ставить в тупик своим поведением мудрого старца.
Гашка, подбежала к ней и встала рядом, при этом весело виляя хвостом. Бабкино внимание, которое взяла на себя собака, дало хоть какую-то передышку взмокшему от напряжения и непонимания Митрофану.
--Ну, рада, вижу, что рада. Знаю-знаю, что теперича заместо Глушки – Гашкой зваться стала. Да чего ж теперича, раз нравиться, то живи так. – Погладила странная старуха собаку. – А ты чего пыжишься? Никак вспомнить не можешь? – С насмешливой улыбкой продолжила она донимать растерянного старика.
--Хоть и не кажный день виделись, почитай что вырос у меня и сколько разов за советами ко мне бегал?! А как на узенькой тропинке встретиться пришлось, так видишь – память сразу и отшибло. Полюбуйтеся сестры на этого красавца! Чего глаза-то как у рака выпятил? Не сможешь меня просмотреть, не старайся. Хоть и довольно, гляжу пожил, но свою наставницу ещё не обошел. – На таких словах Митрофана словно прорвало. Он стал поражать своих попутчиков, не менее этой полусумасшедшей старухи. Бухнувшись перед ней на колени и, отвесив до земли поклон, встал и, подойдя вплотную к бабке, обнял со слезами на глазах.
--Бабушка, милая моя, ты ли это? Не уж-то жива ещё? Или ещё одно испытание Господь послал? – Запричитал старик, словно ему, как и Ванятке, десятый годок только минул.
--Не боись, жива ещё. А оттого, что в тебе моё зерно проросло, так и не покидала тебя. Нет-нет, да наведаюсь в твою землянку. Уж больно люб ты мне. Это всё братец твой лёгкости, да большей силушки желал, вот и не устоял. А ты за последние время, как увидела, что к смерти готовиться стал, так не выдержала, вот и хватанула-то по чугунку, а он возьми, да и лопни. Тогда и погнала тебя той дорогой, по которой ты и собрал друзей себе.