--Они уже у калитки. – Тускло произнёс Трофим. Всё замерло в ожидании открывающейся двери. И, вот, наконец, легко скрипнув в сенях рассохшейся половицей, дверь открылась. В дом вошли трое, на вид довольно крепких молодых людей. Осмотревшись наскоро, они подошли к умывальнику и по очереди, деловито, словно у себя дома, помыли руки. Брезгливо взяв полотенце, они, едва промокнув ладони, бросили его в раковину. Подойдя к столу, деловито, ногой отодвинув табуреты, уселись за стол, не снимая головных уборов. Тот, что оказался напротив Трофима, стал пристально смотреть ему в глаза, будто заявляя о своём праве вести себя подобным образом в чужом доме. Черные языки пламени заплескались в узких щелочках маленьких глазок. От чужака веяло комканым напряжением, которое, прежде всего, мешало его хозяину для выполнения порученного задания, потому, под налётом наглости, он усердно старался скрыть, прежде всего, своё смятение, впрочем, коего не наблюдалось у его подручных. Напряжение росло. Хотелось по-детски встать и убежать подальше от этих здоровенных недобрых парней. Они, незнамо как попавшие во власть противной стороны, сейчас с таким усердием добивавшихся того, чтобы все присутствующие их боялись. Я, словно приколоченный гвоздями, сидел под собственной защитой, про которую раньше неустанно твердили Трофим с Агашей, и чувствовал себя, не знаю почему, но мелким и беспомощным, а где-то, даже немного и виноватым. Потому сразу и не отреагировал на легкий щелчок по голове, который достойно выдержала моя защита, даже дав мне немного времени на лёгкое удивление. По всему выходило, что нас просто проверяли на возможности и силы, и только убедившись в чём-то только им одним известном, стали довольно ухмыляясь вести разговор на правах сильнейших.
--Чего это вы, словно мумии сушёные притихли? – Произнёс тот, что сидел по центру, а потому, наверное, был старшим в такой боевой и до боли из моего времени группе. Выждав немного времени и не получив ответа, он опёрся локтями о стол и продолжил, рассматривая каждого из нас только ради угнетения психики. Так сказать, его просто распирало от собственного превосходства над нами.
--Ты, глянь, надулись, словно индюки некормленые. Чего молчите-то? Гости к вам пожаловали, а вы ни бэ, ни мэ. – Повысив голос, утверждаясь в себе неподражаемом, продолжил он. – Слышь, тётка, налей там чего-нибудь, а то мы по лесу так нагулялись, что и от еды бы не отказались. Анюта не повела и бровью, а Трофим, словно и впрямь оттаявший, не сводя с непрошенных гостей глаз, произнёс так же привычно тихо и спокойно.
--Налей, детка, чаю. Поди, не бойся.
--Глянь и разговаривать умеет, знать не глухонемой, а мы уж перепугались, может домом ошиблись, наводка не на глухонемых давалась. Это они оказывается просто морду от нас воротят, не ко двору, знать пришлись.
--От гостей, никогда, а от таких как вы, завсегда одни только неприятности-то и могут случиться. С добрыми гостями я завсегда по-доброму. Знаешь, поди, что здороваться это здоровья желать, а вам его желать не хочу.
-- Ты гляди, здорово заговорил. Да и я вам здоровья тоже не хочу, потому как оно вроде уже и не к чему. Через несколько минут мне разговаривать в этом доме не с кем станет, потому вы все можете здесь пыжиться сколько пожелаете.
--Ты так уверен? Ты же сам-то никто, только лишь посланник и только. За тобой придут и могут по головке не погладить за работу-то не качественно выполненную.
--Ошибаешься, за мной и впрямь придут, только ничего не найдут. – От удовольствия говоривший даже поднял палец вверх. – Нам особенно утомительно вечера дожидаться, чтоб ваш четвёртый не ушёл далеко. Вот тогда и будет разговор серьёзный.
--Что-то я не понял, зачем вам четвёртый-то? – То ли умело прикидываясь, то ли и впрямь сомневаясь поднял вверх брови удивлённый Трофим.