--Теперь и аппетит пропал.
--С чего бы это, рань ты на него никогда не жаловался.
--Да одолели меня со всех сторон, ещё и сон этот, вообщем одно ко одному.
--Сон желудку не помеха. Это только начало, не один такой яркий, да впечатлительный ещё увидишь, так из-за этого, не есть что ли?
--Ладно, попробую, уговорила. – Я сел и стал медленно пить чай с пирогом. Странное это явление в природе организма – аппетит. Вроде его нет совсем, да и кушать совсем не хотелось, ан нет, только притронулся к еде, и если ты не сильно больной, то он тут как тут, объявится и навалится так, что съешь порой больше того, что, мог бы. Когда вошёл Трифон, я уже почти не мог пошевелиться от обжорства.
--О! Вижу, щёки как у красной девки пылают, значит, сыт и доволен. Разве много нам в этой жизни надобно-то? – Проскрипело радостно привидение.
--И ты здоров будь, родственничек.
--Да и тебе не хворать мил человек, только ты мне зубы-то не заговаривай, скоро ночка упадёт. Ты-то готов?
--А то как же? Я всегда готов.
--Двигайся поближе и давай смотреть тогда.
--Это можно, но прежде вопросик один назрел, спросить чешется.
--Это что ещё за вопросик? – Аж остолбенел дед.
--Чего ради мы здесь ночей не спим, когда я днём один всё просмотреть смогу?
--А кто тебя тогда в узде держать станет, деточка? Ведь тебе только волю дай, так хуже ребятёнка малого, того и гляди в такие дебри непролазные попадёшь, а мне на старости лет по ним лазать придётся, что бы тебя высвободить.
--Это как же?
--Да так, станешь смотреть одно, а потом просто повнимательней на другое посмотришь и всё, история поменялась – станет тебе другого бедолагу казать. А ты в своём увлечении даже и не заметишь, так на другого и переключишься, ладно, ежели двоих-троих таким чередом обойдёшь, а то и вовсе тебя не сыскать станет.
--А ты вроде контролёра ко мне приставленный.
--Думай как хочешь, только времени на разговоры вовсе не осталося. – На этих словах, я протянул руку, жалея только ободном, что разговор по душам на мой сытый желудок так и не получился.
Старенькая маленькая избушка вновь оказалась у меня перед глазами. Я невидимкою завис внутри и понял, что попал в раннее утро к Марии в дом. Старушка в чёрном платке и такой же чёрной размахайке с юбкой прикрывающей полностью даже её ступни, хлопотала у печи. Красивая стройная Машенька сидела на лавке и расчёсывала костяным гребнем длинные густые волосы. В углу перед иконами плясал небольшой огонёк лампадки, говорившей о прочтённой утренней молитве.
Жизнь в этой маленькой избушке, на мой взгляд, протекала тихо и спокойно. Двум женщинам не было причин для ссор и обид, потому они жили дружно, в согласии друг с другом довольствуясь тем, что Бог послал. Самая тяжёлая работа по дому была на Машеньке и она платя за спокойствие и доброту названой матери выполняла безропотно всё, что требовалось в их бесхитростном хозяйстве. Хоть и небольшой двор, но сил требовал временами и не только женских. Несколько кур, да гусей, подаренных барином, небольшой надел земли, да две взбалмошных козы – вот вроде и всё, но к зиме готовиться не только людям приходилось, живность подготовить куда сложней приходилось. Девушка косила траву около леса, сама обрабатывала огород, да небольшой надел с рожью, тоже входило в её заботу. К барину на поклон ходили только по осени, и то, только за маленькой коренастой лошадкой, что бы перевести всё то, что накосила, да высушила хрупкая девушка. По поправке избы, старушка сама нанимала за еду прохожих, которые порою просились на постой.
Монотонность и размеренность каждодневных забот растревожило одно ни чем не отличавшееся от других, утро. Накосившись травы до «зайчиков» в глазах, девушка ушла поближе к лесочку и там решила прилечь под уже жарко припекавшими лучами солнца. Полдень начинал хозяйничать во всю. Приятно стрекотали кузнечики, и так сладко клонило ко сну, что Машенька не смогла удержаться от искушения прилечь в такой благодати. Мокрым платком прикрыв лицо от полуденного зноя, думая о своей старушке, не такой уж и крепкой, как в былые времена, ей хотелось только одного – вернуть её задушевную, добрую улыбку, снимавшую все горести напасти с порой так не вовремя нахлынувшим невзгодам. Девушка не видела, да и не могла видеть, что по просёлочной дороге, не смотря на жару, шёл высокий и красивый юноша, со светлыми полу вьющимися волосами чуть ниже плеч. В одежде монаха на пыльной деревенской дороге под знойным солнцем он выглядел более чем странно. Поравнявшись с крайней, ветхой избушкой он остановился и, постояв в нерешительности, всё же зашёл в дом. Пробыв там совсем немного, он двинулся в сторону леса, ровно к той самой делянке, где отдыхала девушка. Дурманящий аромат свежескошенной травы разморил её, и она отдалась лёгкой приятной дрёме, которая унесла её в мир грёз и полуснов. Лёгкие шелестящие шаги она приняла поначалу за лёгкий ветерок, гуляющий меж высокой травы, но приподняв голову она увидела высокого юношу, залитого солнечными лучами и, не поняв до конца, что происходит, спросила: