--Машенька, тебя обидели?
--Нет, просто тебя сморило прямо перед тем, как мы собрались вечереть, вот я и решилась тебя разбудить, чтоб ты с пустым животом в ночь не ложилась.
--Я даже и не поняла, как так вышло. Помню только того, которого ты всё время боялась, а дальше всё.
--Не переживай, выгнала я его.
--Да разве так можно с божьими людьми-то, дочка?
--С божьими и нельзя, а ним так только и можно. – В сердцах пробурчала девушка. – Как бы не пытался он быть моим другом, всё одно, боюсь его. Всегда приходит тогда, когда вроде бы ему это выгодно было, как бы беды не накликал.
--Скоро праздники, пойдём в церковь, помолимся, да и глядишь, страхи сами собой и отпадут.
--Ой, не знаю -не знаю, отпадут ли. – Произнесла Маша, успокаивая себя тем, что с Глашей хоть всё в порядке. Она нежно погладила её по голове, и та снова уснула спокойным сном младенца. В тихой избушке потухла единственная лучина, все обитатели погрузились в крепкий, но очень короткий летний сон. Девушка лежала на широкой лавке, и ей снились короткие, но беспокойные сны. Она видела всё новые и новые проявления своего дара. Каждый раз это было страшнее и страшнее. Она видела себя разъярённой и разрушающей, её глаза превращались в красные обжигающие угли. Когда она увидела того, кому ей придётся подчиняться, даже во сне, Машу охватила удушающая оторопь. Она проснулась вся в поту и то только потому, что Глаша её трясла, крича что-то. Бледное и изнемождённое лицо её родной матери страдальчески предстало перед глазами уже проснувшийся девушки, оно шептало синими губами о том, чтобы та не в коем случае не поддавалась, была как можно твёрже и по возможности всегда пряталась от Фёдора.
--Она хотела чтобы я была счастлива и свободна, она мечтала дать мне новую свободную жизнь. – Высохшими губами шептала девушка крепче прижимая к себе названую мать.
Едва разлепив глаза от яркого, бьющего в глаза солнца, я снова их закрыл.
--Обещали одно, а вышло опять так, как захотели старейшие. – Проскрипел я, вспомнив о своём желании самому полазить во временных картинках.
--Чего обещали-то? Толком говори. – Встрепенулась Анюта и, выставив на стол солнечно-жёлтую тыквенную кашу, присела рядом.
--Пока никого дома нет, и некому читать мораль, может поможешь мне самому одолеть науку влезать во время?
--И даже не думай, я тебе в этом не помощник. Ты думаешь всё так просто? А если тебя зацепит и потащит туда, куда тебе вовсе и не надо? У времени, ведь как и у любой реки, есть своё мощное и коварное течение. Я могу с ним не справиться, тогда ты навечно останешься бестолковым странником. Без Трофима ты эту затею выброси из головы.
--Ну и ладно. – Стал энергично работать ложкой, постепенно превращаясь в хомяка, при этом у меня вырисовывался наверное очень недовольный вид.
--Надулся так, что ещё немого и лопнешь.
Ответить на её колкости я уже не мог. Набитый рот не позволял не только говорить, но даже жевать стало невыносимо трудно. В таком чудесном состоянии и застал меня Трофим. Войдя в дом, он сразу же обратил внимание на меня.
--Надо же, как проголодался?! Ты бы Нюрочка ему чайку предложила для запивочки? Глядишь, чуть полегче станет. – С довольным видом, растягивая каждое слово произносил мой учитель, садясь напротив меня. Его и без того выхоленная борода, была постоянным объектом ухаживания и поглаживания.
--Ты ешь, милок, не спеши, а я пока рассказывать тебе стану. Пока ты спал, мы с Трифоном по лесу прогулялись и много чего любопытного увидели. Место, откуда ты Нюрочка родом, менялось несколько раз. Его много поколений заселить пыталось, но всё одно, осталось несколько развалюх. Одна радость, ель, которая на отшибе стояла, под ней ещё последний раз твой отец виделся с матерью, она жива. Видно, Богу было угодно чтобы она сохранилась и дождалась предначертанного.
--Так это хорошо?
--Не пойму покамест. Потому, как от неё побегов нет, а напротив, выросло точь-в-точь такое же, да так густо побегами обросло, что окружило весь пяточёк.