Помолившись, на сколько хватило сил, я провалилась в нормальный сон выздоравливающего человека. По времени казалось, что я только что закрыла глаза, как кто-то стал трясти меня за плечо.
--Вставай милая, вставай Агашенька, вставай, горемычная. Пора уже. Трофим уже умылся, тебя дожидается.
Открыв глаза, я увидела незнакомую маленькую старушку. Морщинистое лицо просто лучилось добротой. Белый, аккуратно завязанный платок, сливался с седыми волосами и от этого, она казалась беззащитной и ласковой.
--Иди, умывайся, в сенях бочка с водой, одевайся и выходи во двор. Не боись, мы здесь одни.
Она вела себя так, будто не только меня, но и все мои мысли знала.
--Видно, ты глянулась нашему Трофимушке. Авось и сладится у вас, а то парню эвон сколько лет минуло, а он всё бобылём живёт. Эх, если на то воля Божья будет, красивая парочка была бы.
На её лепет, стараясь не обращать внимания, я умылась. Быстро натянула сарафан, расчесалась деревянным гребнем, который нашла на маленькой лавке у окна и выскочила в дверь, не дослушав её лопотания.
Во дворе, опершись на перила крыльца, меня ждал Трофим. Праздничный пижмак и шаровары просто ослепили меня, потому как в нём он больше был похож на барина, чем на мою ровню.
--Ну, готова Агашенька? Вижу, что готова. Пойдём сначала в церковь, а потом я тебя с нашими старейшинами познакомлю.
Идти по селу с таким красивым парнем было приятно и почему-то очень стыдно. Местные бабы оглядывались, провожая нас долгими взглядами с громкими перешёптываниями. Мне хотелось спрятаться за широкую спину моего провожатого или ещё лучше стать невидимой. Но одно было не принято, а другое только в сказках возможно.
К церкви подходило много народа, поэтому в толпе, пристальных глаз в мою сторону я уже не ощущала. Запах горящих свечей и ладана приятно ударил в нос. Служба и пение приводили душу к покою и расслаблению. Богатое убранство храма невольно наводило на мысли о том, что я попала в рай, где нет злых людей, а доброта и покой разливаются прямо по воздуху. Отсвет от каждой свечи смешивался с косыми солнечными лучами, падающими через окна, украшенные витражными рисунками из жизни Христа. Всё говорило о святости и чистоте этого места. Батюшка показался мне добрым и приятным человеком. Ненавязчиво он расспросил о моей жизни, с покаянием и смирением выслушал о грехах, которые я считала сильно тягостными для меня. Постарался напомнить о тех, которые запамятовала. Только после этого допустил до Святых Таинств. После такой исповеди и причастия душа пела от облегчения. Казалось, что самое страшное и плохое в моей жизни уже совершилось и никогда больше не повториться. Чувство полного счастья и свободы так окрылили, что казалось, ещё совсем не много и я действительно полечу словно птица.
Не разбирая дороги, было очень приятно просто идти рядом с большим и надёжным человеком. Неожиданно, мы подошли к большому дому, с ярко раскрашенными наличниками. Захотелось зайти в него, посмотреть на хозяев спросить разрешения на отдых. Все дома в этой деревне стояли каким-то полукругом. Поэтому окрестность хорошо просматривалась. День был чудесный. Деревня, вырубленная посередине леса, просто утопала в лесных запахах. Детский смех расслаблял и не предвещал какого-либо недоброго события. Вопросы задавать я стеснялась, поэтому, доверившись Трофиму полностью шагнула в незнакомый дом, готовая обнять и любить всю эту деревню.
--Вот и пришли, проходи и не пугайся. Теперича всё будет хорошо. Они тебе помогут.
Говорила невесть откуда взявшаяся бабушка. С этими словами она подвела меня к двери и просто втолкнула внутрь дома, захлопнув ее за мной. Я смело переступила порог и оказалась в точно такой же горнице, как у Трофима, только с тем изменением, что по всей длине лавки, опираясь локтями о большой стол, сидело семеро одинаковых, на первый взгляд, убеленных сединами стариков. Все они были в одинаково белых холщовых рубахах до колен, в светлых штанах и сваленных сапогах. На груди у каждого старца висело по большому серебряному кресту на туго скрученной бечевке. Бороды и волосы, при пристальном рассмотрении, оказались разной длины. Да и внешне тоже, мало, чем походили друг на друга. Суровые лица были повёрнуты в мою сторону, а маленькие, из-за густых, нависших бровей глазки, не по-старчески остро разглядывали меня со всех сторон. Под таким пристальным вниманием, я встала как вкопанная и не могла сделать даже шага в их сторону. Применив к себе немалую силу, я повернулась к переднему углу с иконами, и перекрестилась, пожелав мира и добра этому дому. Никакой реакции не последовало. Старцы будто решили поиграть со мною в гляделки. И как только я об этом подумала, сразу услышала скрипучий старческий голос, который прозвучал с явной укоризной.