А тут подошла пора свадеб. После воскресной службы, в церкви пять пар дожидались своего часа, а среди них, как раз и Трифон с Машенькой. Невесты, как водится, щебетали, да радовались, а Трифонова суженая, стояла, словно на похоронах. Одно хорошо ещё, что не плакала. Местные сплетницы тогда это так рассудили, что она счастью своему до конца поверить боится в силу скромности своей. После венчания, конечно, как и положено, праздник устроили, прямо на дворе у барина. Сам барин с барыней и батюшка местный на таком веселье гуляли. Радости, почитай, что на всё село. Барин, Данила Семёнович, человек широкой натуры, всем молодым подарки сделал: на три года от всяких податей полную свободу дал. Ох, его приказчик и поперхнулся, да поздно, раз барин обещал, то завсегда выполнял. А, вот, любимцу своему, даже избу пожаловал. Жила когда-то давно в их деревне знахарка, да померла, а изба у неё справная осталася, только одно плохо, что на отшибе, к леску близко стояла. Вот её-то и пожаловал хозяин своему слуге Трифону. Закрыв глаза, под мерный.
--А я-то думал, зачем барин силы тратит, избу заброшенную чинит! Спасибо, батюшка, век помнить твою доброту буду. – Вскочил с благодарностями Трифон и ну Даниле Семёновичу поклоны бить. А жена его только голову ниже склонила, да так и осталась сидеть, словно замороженная. Народ на радостях за здоровье барина пить стал, старухи молиться, только Маша, радости так и не проявила. Трифон, на ту пору дюже набожным был, решил, что после свадьбы, обязательно поможет батюшке в церкви по плотницкому. Мастером его от Бога считали. Только он всё по барским делам правил, до простых односельчан, руки не доходили.
--А, что ж это, он сначала набожным был? Потом, значит, утратил веру?
--Да с чего ты это решил? Нет. Иконы в их доме завсегда в переднем углу стояли, да и в церковь он так и ходил, не переставал и у батюшки исповедоваться. Только, знаешь, будто надломилось в нем что-то. А в селе шило в мешке не утаишь. Кто ж знает, где найдёшь, а где потеря случится может. Знать на роду написано было такие испытания выдерживать. А он оплошал малость, не осилил.
--Это как?
--А вот так! Слушай, да не перебивай. Родителей у этой Машеньки не было. Сироткой приблудной она у соседей числилась. Откуда приблудила – неведомо. Так и жила, горемычная, одна одинешенька. Где, да кто чего подаст. Побиралась по домам. У кого хлебушком разживётся, а где и в дом позовут, да как надо покормят. Пока тамошний хозяин не увидел и не пристроил к себе гусей пасти, да жить у себя при дворе. Вот тихая, да на слово не особо охотливая девочка и прижилась у местного барина. Всюду одна, с опущенной головой, бабы её очень даже жалели. А взять к себе не решались, кто знал, какая у неё вожжа. Вдруг, окажется, что малышка из дурного рода. Так и жалели на расстоянии, пока у одной из дворовых старух не померла единственная дочка. Старуха та при хозяйском сыне нянькой была, да говорят, что хозяин с ней больно ласково обращался, даже потом над дворовыми поставил. Вскорости после этого, прижила она незамужняя дочку. Никого к себе и близко не подпускала, а тут на тебе – разродилась. Радовалась, а не плакала, да и последней грешницей себя тоже не считала. Разве такое народу понравиться? Вот и стали на неё барыне наушничать, а та и так знала откуда у неё ребёнок появился, стала её изводить, да придираться, но только тогда, покуда хозяину отлучиться приходилось. Пока барин в доме был, он никому обижать не позволял. Вот так и жила, растила потихоньку дочку, которая с каждым годом всё больше и больше на батюшку своего похожа становилась. Такая же как барин крупная, да весёлая. Барыня лютой злобой исходила, а при муже руки на неё поднять не решалась. В пятнадцать лет девочка уже на двадцатилетнюю похожа была. Парни за ней табунами увивались, а она хохотала, да всё на Кузьму поглядывала. У них даже сладилось что-то, к осени договор на свадьбу наметили, как, вдруг, девка умерла. Ни с того ни с сего, вот как бывает. Старушка с горя чуть умом не тронулась, пока к ней Машенька не пристроилась. Стали они тогда горе вдвоём переживать, друг дружку поддерживая. Так привязалась к сиротке обездоленная мать, что даже и в работе её одну не оставляла. Хозяйка распорядится по дому что сделать, глядишь, и бабка тут как тут, помогает. В церковь вместе, из церкви на кладбище, опосля в барский дом. Зато барыня, после смерти старухиной дочки успокоилась, на эту парочку почти никакого внимания не обращала. Так и жили, мечтая о том, чтобы уйти из барского дома, да начать своим хозяйством жить. Вот, однажды и удалось выспросить такое разрешение. Ушли в старый бабушкин дом, да и стали поживать. Многого им не надо, а перебиваться хватало огородика, козочки, да нескольких курочек.