По сёлам в то время всегда разные путники ходили, но зачастили тогда больше всех монахи странные. В народе их черницами прозвали. Стали они приходить, да учить народ своей вере. На селе боялись их к себе пускать, ведь все, кто вере служил, при церкви, да у батюшки в доме останавливались, а эти в церковь ни ногой. Странным это казалось. Зато охотно к селянам на постой просились, да ночь хоть на сеновале коротали, только не к батюшке шли. Объясняли это тем, что верят в Бога по-своему. Дескать, чем ближе к народу, тем лучше, по их обетам они Бога в каждом будить должны. А народ хоть и не злобливый, но сильно пугались чернецов этих и старались отговориться кто чем мог, чтоб только в дом к себе не пускать. А Марья с мамашей своей названой наоборот, завсегда к себе принимали. Из селян никто на такую причуду внимания не обращал, а даже радовались, что к ним теперь проситься не станут. Так и шло время. Мамаша не долго с девушкой прожила, вскорости умерла сердешная, а Машенька одна совсем осталась. Только не след молодой, да красивой девушке одной жить, да и барский сыночек стал в её сторону с интересом поглядывать. Вот и придумала барыня отдать её своим добрым соседям в замужество, тем более, что на то время обычай такой между соседями был.
--Выходит, что Трифон её до свадьбы и не видел ни разу?
--Нет, ну и что? Тогда это запросто решали.
--Да как же он тогда на это всё смотрел?
--Интересный ты человек! А как мужик на красивую молодую девку смотреть может? Обрадовался, значит, что ему так повезло. Сирота – некому хоть и на первое время помочь, так и ябиднячить, да сплетни распускать тоже некому. Думал, что счастье просто со всех сторон привалило. Ему, правда, «душевные» бабы из соседнего села пытались сказать, что не особенно разговорчивая его невеста, с чернецами перехожими больше говорит, чем с людьми, с которыми выросла. Предепреждали, что нахлебается он ещё с ней нелюдимкой. А он словно телок на травке, рад радешенек, Что подружек нет, значит, языком попусту молоть не станет – хорошо же.
Работящая, не свиристелка какая – дом полная чаша будет и муж завсегда на первом месте, а не кто другой. Людей сторонних принимает, так ведь они о Боге беседы ведут – хорошо, слово Божье завсегда чтить надо, да и людей таких с уважением встречать. Все досужие домыслы баб в достоинства, да в пример всем им поставил, да ещё и приговорил, что рад такой хозяйке в своём доме. Пошли бабы не солона хлебавши, а Трифон им в след лишь ухмыльнулся. Завидуют мол счастью сиротскому – грешно. Вот только барыня из твоего сна, ну, которая матушкой твоей была, что-то в дом не больно захотела к себе брать невестку лучшего работника. Она как забеременела, всего бояться стала. А Марьюшку особенно, потому как та завсегда в чёрном сарафане ходила, да такие же чёрные глаза прятала. Ей что праздник, что будний день, всё едино, одежды не меняла, будто приросла к чёрным вещам. Однажды Трифон с барином в город поехал, да и привёз оттуда разных ярких, да цветастых тряпок. Другая бы накинулась смотреть, да мерить, а та только плечиком пожала.