--А мысли мои тогда почему слышите?
--Не ровняй одно с другим. Это ведь то, что уже у тебя родилось, потому и определяется, а вот, что на роду написано и как ты с этим жить станешь – закрыто.
--Ну и хорошо. Мне это больше нравится, значит, последнее слово всегда за мной будет.
--Кто ж его знает, может и так. Теперь пойдём, время настало. Хоть и не так далеко, но пора, нас уже ждут, поди.
Дом лесника
Шли недолго. Как и у Агаши, у Трофима потаённые дорожки выводили именно туда, куда было ранее намечено. Этот секрет мне пока не выдавался, потому ноги особенно напрягать не пришлось, через полтора часа пешей прогулки мы были уже на месте. Мерно шагая по осеннему лесу, слушая шелест облетевших листьев, наблюдая за меняющимися красками, дыша свежим воздухом и, наконец, просто наслаждаясь его прозрачной загадочностью, не утомляло, а, наоборот, прибавляло энергии и просто улучшало настроение.
Небольшая избушка лесника не выглядела заброшенной, а скорее всего предстала перед нами хоромами, особенно в сравнение с землянками Агаши и Трофима. Довольно большой пятистенок в глубине леса выглядел и впрямь сказочно. Сарай, примыкающий прямо к дому, также построенный в духе моего времени, создавал довольно комфортное жильё своим владельцам. Живописное, и прямо сказать, обжитое место с просторным двориком и вырытым прямо у крыльца колодцем, можно было принять за дачу горожан, которые на лето скрывались от шума и гама цивилизации. Вёдра стояли на крыльце, и другая хозяйственная утварь напоминала больше о реальной жизни, чем о сказках, рассказываемых мне на перебой последнее время. Как ни странно, но работающий приёмник в этой глуши до такой степени улучшил моё настроение, что, отбросив условности, я смело отправился обследовать территорию, прилегающую к дому. Утоптанный дворик и несколько тропинок, соединяющихся у калитки самодельного забора, пересекались, указывая дорожку к крыльцу и для лесного хозяйства, большому саду позади дома. Фырканье в сарае, давало понять о содержавшейся в нём лошади. Всё увиденное ярко рисовало картину спокойной умиротворённой жизни. Хозяева этого лесного домика специально обосновались таким образом, чтобы не сталкиваться с другими людьми и жить как можно уединённей.
Войдя на высокий крылец, навстречу нам вышла женщина лет тридцати, очень похожая на ночную соблазнительницу, только на десяток лет старше. Она, ласково улыбаясь, словно старым знакомым, пригласила войти внутрь.
--Здравствуй, здравствуй Нюрочка. Как поживаете? Что нового у вас? – С добродушной улыбкой проходил Трофим в избу. – Пришли ровно по договору.
--Вот и хорошо. У меня только ужин приготовился. Только на стол выставлю, так и сядем. Папаня весь измаялся. Боялся, что гость ваш откажется. – Отчего-то волнуясь, сбивчиво стараясь занять разговором, хлопотала хозяйка.
--А чего ему отказываться-то? Если это его, то чего бегать от судьбы? А не его, то не попал бы сюда вовсе.
--И то правда, только сами знаете, за эти годы не было дня без надежды, потому как только приблизилась она, так вера стала вроде истончаться. Он прощения каждый день всё просит и просит, а оно всё никак, будто не пускает кто-то.
--Где он сам-то, хозяин наш? Не уж-то и сегодня туда пошёл? – Степенно вел беседу уважаемый в этом доме Трофим, зная наперёд ответы предлагаемых вопросов. Видимо, этикет этого места не позволял перейти к делу, не поговорив как в лучших домах о погоде.
--Каждый день без исключения, до самых белых мух. Вот и сегодня, прежде чем вас встретить, пошёл туда. Да вы не думайте, скоро прийти должен. Ой, да что же это я? Вы с дороги-то умойтесь и садитесь за стол, пока может, кушать начнёте и он появиться.
Мы подошли к умывальнику. В просторной деревенской кухне-столовой он смотрелся словно из детской книжки Маршака. Такой же кривоногий с тазиком и мочалками, аккуратно повешенными на замысловатые крючки. Только устроившись за столом и, поднеся ко рту горячую картофелину, я почувствовал необыкновенный прилив сил и головокружительную лёгкость. Не из далёкого прошлого, а такая обыкновенно хорошенькая женщина хлопотала около печи, выставляя на стол, то запеченные грибы с зайчатиной, то упаренную тыкву с пшеном, набивая ароматами не так уж и маленькую столовую. Крепкий Трофим-кудесник, деловито усаживаясь за стол и довольно поглаживая свою породистую бороду, наблюдал за мной, медленно переводя взгляд в пустой угол комнаты и опять на меня. От таких людей за короткое, но содержательное пребывание выработалась привычка больше доверять своей интуиции, чем окружающим или того интереснее – своим собственным глазам. Потому странное чувство, вроде временного наваждения или полусна набросившееся на меня разом, я смахнул словно назойливую муху. После с такой же силой одурманила меня дикая тоска, что не позаботясь о сокрытии своих мыслей, раздавленный стал думать о том, что я здесь забыл? Почему бы прямо сейчас просто не выйти в эту дверь и не уйти туда, откуда меня так ненавязчиво выдернули.