--Да ты всегда мог уйти! Никто и никогда тебя не неволил. Как только пожелал бы всерьёз и всё – этого было бы достаточно. – Тут же отреагировал мой мудрый провожатый. – Где это видано, чтобы мы человека помимо его воли держали.
--Ух, да мне хотя бы в своих мыслях можно самому с собой наедине остаться?! – Задорно, но нервно отреагировал я.
--А ты закрывайся. Тебе сколько говорено об этом было? – Словно пощёчину послал вслед мой новый учитель.
--Что ж, правда ваша, расслабился.
--Не надо, помнить должен, что люди везде люди. Каждый вроде своё проживает и другого ему не дадено, но за соседом всяк приглядеть норовит. Да и миссия на этом свете у каждого своя: у кого ближним помогать, а его глядишь, мелкие грешки так засосали, что из благодетеля злодеем сделался, у кого горести руками разводить, да глядишь, на этом даре наживаться стал. Забыли они, кем посланы к людям, да зачем, и ещё про то, что по возвращении ответ держать придётся перед тем, кто их талантами наделял. Потому тебе и мне, и многим другим мысли свои прежде всего охранять нужно, чтоб супротив тебя же и не повернули. Так что учти, и чтоб больше этого не трогали.
Спорить с Трофимом – это всё равно что комаров у реки бить. Победителем не станешь, а мыслей с вопросами ещё больше появиться, а разбираться только самому с ними. Поэтому, лучше «кремом намазаться», ну и, конечно, голову свою на защиту поставить, не зря же учили. Ласково заглянув в глаза, Анюта подала полотенце.
--Это тебя папаня пугает. Он наветы насылать любитель, вот сейчас явиться и на испуг брать начнёт, только ты на него внимания-то не обращай. Главное в себя верь, когда веришь, то никто тебя и с места не сдвинет.
--Это ещё что за наука? – Пришлось мне недоумевать. – Я до этого вроде всегда в себя любимого верил, только вот ты сейчас неуверенность вселила. Да и тогда, когда сюда заманила.
--Так ведь не насильно? Вроде сам рвался.
--Я не к этому рвался…
--А про мысли свои похотливые, вовсе бы устыдился вспоминать. Да и вера в тебе, что бусинка по ниточке гуляла. Только сейчас себя стал слушать, да к Богу душой молиться. А коли, душа метаться начинает, знать что-то там у тебя просыпается. Ведь себя познать тяжелее порой, чем на гору влезть. От поколения к поколению люди внутри себя борются, маются, того не понимая, что просто душу открой и свет свой пусти наружу, чтоб внутри не спалил. Отдай тепло тому, кому плохо рядом с тобой, ан нет. Души свои палят выжигают, чему служат, чему кланяются поди порой и сами не знают, только рефлексами детскими и пользуются. Отобрать, сломать, да и выбросить, а ведь это всё люди, не нами созданные, потому и ценные очень. Да что это я? Давно видимо не говорила, а вы и не остановите.
--Это что же, твоя мудрость или жизненное наблюдение?
--Не моё, а многих. У каждого своё, только общее пространство, а мы до сих пор его делить не научились. Никак не поймём, что не делить, а жить надо. Но как же, один перед другим, словно петухи гуляют, не понимая, что просто жизнь без налёта и деловизны хоть и не так богата, зато легка. Отчего порою человек маяться начинает? Вроде всё хорошо, а он не может, сердешный, успокоиться. Не знаешь?
--Это потому, что Бог в каждом из нас живёт, только насколько в нас больше Бога, на столько больше и души. – Встав из-за стола, продекламировал я, словно школьник на уроке.
--Зря паясничаешь, между прочим, верно сказал. Вспомни, до того как в церковь не ходил, не жил, а спал. Глаза словно у котёнка прорезаться вот только начали, а туда же, в миску мордой окунуться всё норовишь.