--Да не бухти же ты, ни за что не поверю, что заболел. За эти годы, поди, забыл, как это происходит. Так что двигай, давай старый ворчун.
--Ага, хорошо тебе стороной судить, а мне только и приходиться от раздумий, да тревог мучаться. – Продолжал бить на жалость Трифон до самой двери в избу.
--Вот те на, нарисовался не сотрёшь. – Возбуждённо отреагировал я на их появление. – Что ж до сих пор молчал-то, родственник? А я-то, грешным делом, всю голову себе сломал, зачем, да почему именно меня вырвали, да сказками разными мучают. Оказывается у предка во мне потребность приключилась, а он и молчит, словно в рот воды набрал. Да ещё и пугать надумал, родственничек.
--Сам понять должён был. Что ж думаешь – это просто так тебя на улице подобрали, да сюда приволокли? Потому что глазки твои Анютке дюже приглянулись? – Стал защищаться нападая, мой прозрачный и такой реальный предок. – Мы с Трофимом даже Агашеньку не во всё посветили. Потому и ты, прими уж, как есть и не ерепенься. – Ответил хмурый Трифон, оттого, что его застали врасплох.
--Вот и славненько, только не сочти за труд, просвети убогого мозгами, хоть по какой линии роднёй приходишься.
--А чего тут светить? Сам не понял что ль?
--Чего препираетесь словно дети малые? – Не выдержал Трофим. – Один краше другого. Вот и Нюрочка из-за этого и ушла, чтоб вас не слушать, да не разнимать. Пока время терпит, давай, рассказывай внучку его родословную.
--Я что собака что ли? – Продолжавшееся возмущение лезло наружу.
--Ты, молодец, гляжу, чай надумал пить, так давай и пирогом закусывай от греха, да и слушай, чего старшие говорить станут. – Продолжал утихомиривать Трофим.
--Чего старшие наворочали, то младшим не под силу расхлебать получается, а ещё возмущаться лезет. – Продолжало рваться не остывшее возмущение.
--А ну, молчать, мальчишка-недоучка, ещё не известно, как ты бы на его месте поступал, ишь, даже слово сказать не даёт. – Возмутился не на шутку мой учитель. – Уж давно вроде понять-то должен, что в жизни просто так ничего не бывает, всё для чего-то твориться и создаётся. И не нам с тобой грешным, другого судить и рядить отпущено. Вот у тебя – новый порожек поднялся, так переступи его и дальше шагай. Только не забудь о том, что и у тебя промахи случиться могут и кто-то, вроде тебя, в истерики кидаться начнёт. Ох, и быстрые вы сейчас на расправу, пока вас самих жареный петух не клюнул. – Уже спокойней и уверенней продолжил сильный и волевой Трофим.
--Мне-то что? Это вон он никак успокоиться не может. А я, так рад даже! Это кому при жизни такая возможность своего прапрадеда видеть приходилось? Поэтому, не трусь дед, рассказывай, где ж тебя так нагрешить угораздило. – Взяв себя в руки, и посмотрев, как предлагал умный человек, на проблему с другой, более человеческой стороны, раззадорился я.
--Только ты не зубоскаль. Обскажу всё своей чередой, тогда и станешь говорить, прав я, али не прав, по твоему разумению. – Понурив голову и примирившись, спокойно усаживаясь на свой хозяйский табурет, наконец, решился начать свой рассказ Трифон.
--Долго я в парнях ходил, жениться сам не хотел, всё мне не нравились местные девки, то больно говорливые, то уж очень некрасивые. А мой барин будто и забыл об этом, всё грузил, да грузил работой. Только ты не подумай, что я на него из-за этого зуб имею, нет. Мне даже очень у него в работниках нравилось. Он ведь меня вроде своей правой руки сделал. Даже одного в город посылал, чтоб я к его с барыней приезду дом приготовил, продукты закупил, проследил за разными мелочами. Вот так и в тот раз получилось, что осталась барыня одна в городском доме, а я ей вроде помощи оставлен барином. Целый день я за ней то по магазинам, то по лавкам мотался, вообщем уморился как незнамо кто, а ей хоть те хны. Девок тоже так работой завалила, что к ночи они на ногах стоять не могли. Барин, как обещался к ночи из имения не возвернулся, так и пришлось нам устраиваться на ночлег одним. Екатерина Николаевна, в своих комнатах расположились, ну, а нам сам Бог велел в людской места занимать. Эх, прислуга так умаялась, что и накормить-то меня не кому было, потому, самому пришлось по горшкам лазить. Наевшись, решил, что пока никого в кухне нет, пока, значит, ещё до конца не обустроились, там же и вымыться, тем более, что после того как барыне воду грели, ещё тёплой много осталось. Вот я разделся, куда мне торопиться-то, коли все без задних ног уже десятый сон видят? Стал в корытах около печи намываться, только чую, что вроде не то чего-то. Вроде того, что кто-то наблюдает за мной. Оглянулся и обомлел, барыня на лавку села и сидит на меня смотрит. А я-то совсем голый. Ну, стыдно мне сделалось, не знаю чего и делать: толи бежать в чём мать родила, то ли барином ей пригрозить. Вот так, разинув рот и простоял бы. Коли она сама не подошла и так ласково не прошептала, что заждалась мол, когда я словно маленький наплескаться вздумаю. Тут уж я быстрее сворачивать свою походную баньку стал, а она опять.