--Ладно, будь по-твоему, выбор я сделал, так что давай дальше смотреть, а то чего и вправду время попусту терять.
Зажигая керосинку и ближе подсаживаясь к столу, протянул Трифону свою руку. Тот, не глядя, прикоснулся к ней, и картина о судьбе моего предка поплыла вновь, продолжая показывать события давно минувших лет.
Прошло несколько лет и уже не маленькая девочка, а почти что девушка занималась уборкой большой комнаты в явно барском доме. Как позднее оказалось, в её ведомство входили комнаты первого этажа. Невысокая, хрупкая полудевушка полуподросток с толстой чёрной косой, доходившей ей почти до колен и алой атласной лентой, обвязанной вокруг головы, выглядела скорее барской дочкой переодетой для маскарада, чем простой холопкой в услужении. Бело-голубое, почти до болезненности бледное лицо, оттеняли алые, будто нарочно выведенные припухлые губы. Порученную работу она выполняла не суетясь, но чётко и с неимоверным достоинством. Переходя из комнаты в комнату, она постоянно встречалась с рыжим и конопатым юношей в светлом чуть удлиненном пиджаке и тонкой белой рубахе. Его изнеженные руки, то теребили хлыст, то вдруг суетливо поправляли безукоризненно отложенный ворот рубахи, как только приходилось ему столкнуться с девушкой. Чуть оттопыренные уши барчука даже краснели и словно наливаясь кровью становились не только сильно красными, но и довольно мясистыми, как только она задевала его нечаянным взглядом. Долго не решаясь заговорить, наконец, видимо овладев собой, он решился подойти к статной работнице и показать на высоте своего положения, как ей несказанно повезло, что его драгоценное внимание заслужила она, а никто другой.
--Машенька, ты, как только уберешься здесь, пойдем со мной на реку. – Сделавшийся малиновым от явного напряжения, и при этом, стараясь не потерять лицо, начал свой разговор юный ухажер, полный достоинства и не на минуту не забывающий о своём высоком положении.
--Нет, барин, не пойду. Прикажите лучше Глаше, она завсегда вам готова услужить, а мне барыня столько дел задала, что и к вечеру не управлюсь. – Бесстрастно ответила работница, обходя высокого статного юношу, нервно вытиравшего вспотевшие ладони.
--Что ж, тогда вечером придёшь ко мне постель сменить. – Продолжал стараться командовать барин, при этом настойчивость его, не увенчавшаяся успехом, оставалась загадкой прежде всего для него самого.
--Так чего же вы Глаше не сказали? Она бы с радостью вам уже всё сделала. Не переживайте, я ей обязательно все скажу, да и матушку вашу предупрежу.
--Ты что совсем дура или прикидываешься только? – Не выдержал такого равнодушия, да ещё и от простой дворовой девки, господин и наследник свого довольно зажиточного отца.
--Не понимаю вас, Егор Артемьевич, так вам что-то нужно или нет? Коли надобность есть, так чего же самому утруждаться-то? Вы только матушке вашей скажите, так у вас в раз всё что ни пожелаете будет. – Пряча глаза от барчука, говорила Маша с бесстрастным лицом. Но, почему-то у юноши оставалось впечатление, что над ним очень умно посмеиваются, а это вводило его почти в полуобморочное состояние.
--Ладно, я тебе прямо скажу. Может, как только стемнеет, и в доме все улягутся, ты сама ко мне придёшь? – Осмелев от наглости дворовой девки, издевавшейся над ним прямо не стесняясь, продолжил свои горе-ухаживания молодой человек. – Ты не думай, ни чего для тебя не пожалею, даже денег дать могу.
--Это зачем ещё? Для ваших разных нужд, к вам Степана специально приставили, да ещё и мосье не уехали, так чего же мне прикажите по тёмному дому шататься? – Продолжая насмехаться, с серьёзным видом отвечала девушка, постоянно делая попытки уйти. Барчук же, недоумевающий от отказа, взял Машеньку за подбородок и сначала зашипел от негодования, зато потом, всмотревшись внутрь бархатистых глаз, не смог ни говорить, ни даже думать о том, зачем так упорно добивался её благосклонного поведения по отношению к нему. Он, словно замороженный стоял не в силах пошевелиться, пока не вошла барыня Елена Владимировна.