— Оборотных денег мало, мой старший партнер не дает мне развернуться.
— Я хотел продать тебе коня. Боевого. Он дорогой. Сколько у тебя денег?
— А как бы взглянуть на коня?
— Пошли.
Они вышли из трактира и зашли в конюшню.
— Вот этого я продаю, — сказал Волков, показывая гнедого.
— Да, это боевой конь, — сказал купец, вздыхая.
— Именно. Я и сам, покупая этого коня, торговался бы. До двадцати пяти. Я бы взял его за двадцать пять. Тебе отдам за двадцать.
— Шутите?! Он что, больной?
Волков поднял с земли кусок навоза, показал его купцу:
— Разбираешься?
— Ну не так, чтобы… Я не конюх… Я…
— А я конюх. Этому коню пять лет. Смотри сюда: все зубы целы. — Он показал зубы коня. — Всю жизнь в стойле стоял, не надрывался. Не ранен, не болен, хорошо кован. Отличная выездка. С умом будешь торговать — двадцать пять за него получишь.
— Да, конь хорош, — купец разглядывал коня.
— Ну, что, есть у тебя деньги?
— Ну есть… — купец помялся. — Мой старший партнер…
— Я слышал уже про твоего старшего партнера. Сколько денег у тебя?
— Двенадцать талеров с мелочью.
— Ну, на этом торги можно считать закрытыми.
— Господин, подождите!
— Что еще? — солдат был разочарован.
— Давайте так — я вам дам двенадцать талеров и еще одежду.
— Ты, дурак, пьяный что ли?
— Подождите, я сейчас все объясню. У меня хорошая одежда. Такую носят богатые горожане и даже благородные господа на севере.
— Ты в своем уме? Что за одежда? Сколько ее, что она стоит восемь монет?
— Это первосортная одежда, — купец вцепился в здоровую руку солдата и поволок его к своей повозке. — Поглядите. Такие куртки носят в Дредбурге и Солле. Даже благородные такое носят.
— Что это за дрянь? — солдат с удивлением рассматривал куртку. Та была из хорошей ткани, но кургуза, а ее рукава были необыкновенно широки и разрезаны на ленты, под которыми был виден дорогой атлас. — Хозяина собаки драли?
— Нет, что вы? Это специальные разрезы, посмотрите какой внутри дорогой материал.
— Ну уж нет.
— Ну, тогда вот, берет. С пером фазана.
— Убери.
— Посмотрите, какой бархат!
— Я тебя мечом рубану.
— Благородные только такое и носят.
— Я не благородный.
— А вот шелк, рубаха, — купец достал черную, почти до колен, рубаху из шелка с узорами. — Драгоценная вещь.
— Дурень, это женское платье. Если только подол обрезать, — рубаха солдату определенно нравилась. — И что это за ворот? Это же женский ворот. И рукава расшиты.
— Нет, что вы, это мужская рубаха. Стоит всего два талера.
— Талер.
— Не могу, — купец молитвенно сложил руки. — Отдал за нее шесть пудов пшеницы и четыре пуда меда.
— А это что? — Волков заглянул в повозку купца.
— Панталоны. Тоже шелк. Их отдам за талер.
— Полтора талера за рубаху и штаны.
— Накиньте хотя бы двадцать крейцеров.
— Замолчи, показывай, что еще есть. Там у тебя что?
— Это ленты, нитки, крестьяне берут перед свадьбой.
— А там?
— Иголки, гребешки, ножи, точила.
— А тут? — Волков ковырялся в вещах купца.
— Пряники, леденцы, соль.
— Перец, гвоздика, шафран есть?
— Откуда? Мой старший партнер…
— Я понял, ничего больше у тебя нету.
— Вот, — купец потянул с пальца крупное серебряное кольцо с красным камнем. — Фамильная драгоценность. Мой отец…
— Не смей мне врать. Стекляшка. Каждый купчина такой таскает. Простака дурачить. Отдает всегда как последнюю ценность.
— Да тут серебра на пол талера.
— По лбу дам. Тут серебра на пять крейцеров.
— Ну, хорошо, — купчина полез под рубаху и достал оттуда крест, протянул его Волкову.
Волков взял, осмотрел. Золото было настоящим.
— Пять талеров, — сказал купец.
— Ты доиграешься. Золото, конечно, настоящее, но его тут не больше, чем на три.
— Это по весу. А работа? Посмотрите, какая работа. Этот символ достался мне от матушки.
— Так же, как кольцо от батюшки. Ладно, допустим. И того восемнадцать с половиной талеров. Это все, что ты можешь дать за коня, стоимостью двадцать пять?
— У меня больше ничего нет, — чуть не плакал купец. — А давайте так, — он оживился, — я оставлю вам своего коня и товары, возьму вашего и поеду в город, завтра к вечеру вернусь и рассчитаюсь полностью.
— Твои товары стоят пол талера, да и то вряд ли. Лошадь твоя, может тебя не дождаться, сдохнет завтра, а живодер за ее кожу и трех крейцеров не даст. А твоя повозка стоит десять крейцеров, — солдат помолчал. — Ладно, я согласен, поедешь в город на моем коне и привезешь сюда своего старшего партнера, скажешь ему, что у меня товара на сто сорок талеров.