— Неужто? А сегодня вы наших олухов вон как мечом проучили.
— Потому, что они олухи, и я застал их врасплох.
— А сколько лет нужно, чтобы научиться мечом… Ну, как вы.
— Чтобы владеть мечом, нужны три вещи: скорость и реакция, сильное плечо, и очень, очень, очень сильная кисть. Кисть у тебя не слабая, плечо хорошее, а вот скорости в тебе я не вижу. Тебе все что угодно подойдет, но не меч. Меч — оружие молниеносное и точное, а для тебя… секиры, чеканы, алебарды, молоты, копья. Копье лучше всего. Настоящее орудие убийства.
— А я бы, все-таки, хотел меч.
— Болван ты, вот что я тебе скажу. Иди, бери копье и маленький треугольный щит.
В харчевне никого не было. Пара мужиков храпела на лавках да кухарка гремела чаном.
Ламбрийское копье в шесть локтей, легкое, как игрушечное, но это вовсе не игрушка. Отличная сталь наконечника в локоть длинной, острое, как шило. И очень прочное. Древко легкое, идеальное, пружинистое.
— Добрая вещь, — рассмотрел копье солдат. — Никакая кольчуга не спасет. Жалко тебе такое давать, пока не научишься. Вставай чуть боком, левую ногу чуть вперед. Только не выставляй далеко. Зазеваешься — проткнут сразу. Щит, конечно, маленький, кавалерийский, но других нет. Поэтому подсаживайся. Щитом нужно работать все время. Чтобы и лицо, и пах мог прикрыть.
— Да как же это можно? Его же не хватит на все.
— Им надо работать. Давай к стене, сюда, — солдат подвел Ёгана к стене, указал на нее. — Тут лицо врага, тут пах, тут ляжки.
— Ага… И че?
— Шаг вперед — удар в лицо.
Ёган послушно ткнул копьем в стену.
— Закрылся щитом, шаг назад, — руководил солдат.
— А в живот не бьем?
— На животе панцирь. Шаг вперед, удар в левую ляжку, закрылся щитом, шаг назад. Шаг вперед, удар в пах, закрылся щитом, шаг назад.
Ёган все послушно выполнял.
— Шаг вперед, удар в левую ляжку, закрылся щитом, шаг назад. И еще раз то же самое в лицо.
— Сделал, — отрапортовал Ёган. — Все?
— До сколько умеешь считать?
— Да хоть до скольки.
— Ну, тогда повтори все это триста раз.
— Триста?
— И давай пошевеливайся, ужин скоро.
Солдат сел на лавку и комментировал:
— А ты что прямо то стоишь? Мишенью работаешь? Подприсядь.
— Да ноги заломило.
— Так и должно быть.
В харчевне появилась Хильда. Она с любопытством наблюдала за Еганом и спросила надменно:
— А чего вы это стенку колете?
— Забава у нас такая, — сказал солдат. — Посидишь со мной? Выпьем пива или вина.
— Дурь какая-то, а не забава. А с вами сидеть мне не досуг. Авось не дура и не гулящая, — фыркнула девица и ушла.
— Не останавливайся, — сказал Волков Ёгану. А сам поднялся себе в комнату, куда слуга снес вещи купца. В этих вещах он нашел самую яркую ленту. Рулончик он положил себе в кошель.
Брунхильда вытирала столы тряпкой.
— Хильда, — позвал ее солдат, — пойди, что покажу.
Девушка посмотрела на него настороженно и с подозрением.
— Чего еще покажите? Не пойду.
— Подарочек тебе.
Девушка ломалась, но уж больно хотело посмотреть, что за подарочек. Солдат достал ленту и положил на стол.
— Подарочек тебе, — повторил он.
Девушка бросила тряпку на стол, подошла.
— Чего это? За что?
— Да ни за что. Давай посидим, пивка выпьем.
— Мне папаша не велит с мужиками за столом сидеть.
— Так я и не мужик. Я солдат.
— Тем более. С вами, с благородными.
— Ну, бери просто так.
— Просто так? — не верила девушка.
— Да, просто так.
— Ни за что? — она все еще сомневалась.
— Это просто подарок. Ты красивая, хочу сделать тебе подарок.
— Прям уж, красивая. С синяками, в этих лохмотьях, — Хильда заметно покраснела.
— Да, красивая.
— Ой, да мне все это говорят, — сказала девушка и коротким движением, как кошка, схватила ленту. И чуть отошла, боясь, как бы не отняли. Отойдя, она распустила ее, осмотрела и осталась ей довольна.
— Ну, спасибо вам, — произнесла она и ушла.
— Эх, — сказал Ёган, — вот это девка, у нас в деревне на нее все мужики облизываются.
— Ну не мудрено, статная девица.
— Зад у нее волшебный, у нас один мужик говорил, что дал бы крейцер, если б она позволила хоть один палец ей в зад засунуть.
— Вот как, — солдат усмехнулся.
— Я б тоже дал бы крейцер, я вот думаю, — начал было Ёган.
— Ты сколько раз сделал? — перебил его Волков.
— Сто двадцать два.