Они сгустились над холодным телом на холодной мостовой, вокруг растеклась лужа крови; подбегает собака и, завыв, убегает; пьянчужка идет и спотыкается, увидев труп. Он осторожно пинает его ногами, а потом начинает рыться в карманах, вытаскивая деньги. Срывает с шеи медальон, с рук — перстни, и довольный убегает. Где-то рядом я протестую, мне хочется закричать и вмешаться, но мой дух бессилен изменить что-либо.
Но это еще не все — Ларотум горит. Вся страна пылает пожарами и залита кровью. Огромные армии гибнут у меня на глазах, люди истребляют друг друга. И вот, уже черный дым заволакивает Аландакию траурной вуалью.
'Что произошло?' — в отчаянии кричу я, но меня никто не слышит — произошло что-то такое ужасное, что не в силах вынести разум.
И только одна мысль бьется как раскаленная птица: зачем, зачем я был убит поздним вечером на Круглой площади?
Мне следовало жить! Я мог что-то сделать, мог изменить ход событий!' Чувство огромной потери переходит в бешеный протест.
Огромная сила яростным вихрем врывается в меня, как будто огромный хлопок из ветра ураганной силы, короткий и жесткий до боли, срывает меня с места и я уже на ногах, я — живой, я — жив!
Растерянно озираюсь. Я все в том же зале, где разговаривал с голосом. Что за чудеса? Что за наваждение? Это напрягает!
— Эй ты, дух! Что за шуточки?! — осторожно спрашиваю его
Он прокашливается и говорит уже более земным голосом:
— Что, понравилось быть мертвецом? — и ржет как конь.
— Я не имею ничего против того, чтобы побыть живым еще некоторое время, но мне хотелось бы знать, что за ерунда твориться со мной. Если знаешь, скажи, очень тебя прошу.
— Знания — штука хорошая, но иногда они только отягощают путь. Иди куда идешь, или куда ведут, а со временем все прояснится.
— Так слепого тоже ведут.
— Все-то вы люди хотите знать! Всюду свой нос суете. И это неплохо, а то бы я уже давно со скуки помер.
Но извини, брат, все тебе сказать не могу. Не кипятись ты по пустякам. Чего ты из-за этого наемника завелся? Тебя злит то, что он лучше фехтует? Зря — фехтование штука поправимая. Тебе очень хочется убить его единолично — обещаю — у тебя появится такая возможность в скором времени. Для начала неплохо бы потренироваться, если не хочешь дырку получить — больше я в ваши поединки вмешиваться не буду — это я тебе обещаю. Могу пару секретных приемчиков тебе показать — мои коронные удары с расчетом на Анфрана Наденци. Он ведь тоже повторяется, и как всякого человека его можно просчитать.
— О, я был бы тебе премного обязан за такую науку!
— Если бы ты знал, чем ты мне обязан, — вздохнул дух и материализовался в теле человека — мужчины лет сорока с очень знакомыми темными глазами, с лицом, обросшим небольшой бородой, резким, худым и загорелым.
Он вежливо поклонился и спросил:
— Приступим?
— Кто вы?
— Учитель, — коротко ответил он, — а больше вам знать ни к чему. Поехали!
И мы 'поехали!'
Этот человек знал и умел много. Холодная расчетливая хватка убийцы — сколько жизней на его счету? А сколько времени длился наш урок?
Я потерял счет времени, я потерял счет дыркам, которые он сделал в моем теле — это была магия, но ощутимая очень болезненная магия. Зато все хорошо запоминалось — вместе с болью и страхом от сознания собственной смерти я впитывал свой урок, удары, которыми меня убивали и ранили, все схемы наемника я заучил на своей шкуре, всю его тактику и ход мыслей. Тело мое ныло и стонало, казалось, что мы фехтуем уже целую вечность. Но силы мои почему-то не убывали.
— Как же насчет коронного удара? — выкрикнул я свой вопрос и тут же получил удар в бок.
— Любитель! — добродушно засмеялся мой учитель, — ты сначала с этим освойся. Я тебе уже не одну сотню ударов показал!
Но произошел перелом, что-то изменилось в нашей битве — я перестал пропускать удары, прибавились и скорость и умение, и стал проводить умелые контратаки и теперь уже мой учитель время от времени стал вскрикивать от сделанных мной точных попаданий в его тело.
Все же, пришло время, когда я выбился из сил, и захотелось все закончить. Вот тут я и получил свой обещанный удар
Он поймал меня так красиво, так легко как перышко. Я готовился отразить его меч из верхнего замаха, а он вывел его в
вниз и в сторону и направил на меня, тыча в горло, в живот, в грудь.
— Вы многократно мертвы, мой друг, — сказал он, улыбаясь.