И поставить требующего в ложное, сомнительное положение.
Не граба элс Штесшенжея — а именно стаунлафера элс Жерресшерзера. Человека, между прочим, не менее благородного, чем граб, и с не меньшим количеством предков в дворянских книгах.
Вся разница меж ними — в размере состояния (говоря честно, в сотни раз) и в близости к руководству Всеобщей торговой компании (граб элс Штесшенжей — двоюродный племянник одного из её основателей).
Ну, и ещё в возрасте: главе миссии было много меньше лет, чем элс Жерресшерзеру, зубы съевшему на службе Компании.
(Стаунлаферу в голову не пришло бы, что руководитель миссии с детства привык развлекаться, давая людям, от него зависимым, неисполнимые либо унизительные поручения. Ему было забавно наблюдать, как они выкручиваются.)
Вот и в этот раз стаунлаферу поручены были две задачи, одна из которых, как он понимал, была практически нерешаемой, а вторая — попросту невместной для дворянина.
В довершение всего пришлось ещё и ждать, покуда гильдмайстер изволит освободиться и принять представителя гальвийской миссии. К тому же он ещё и не сразу встал из-за огромного, массивного стола, украшенного со стороны посетителей затейливой резьбой на мифологические темы.
Глотая злобу, элс Жерресшерзер вымучил любезную улыбку и потратил с четверть часа на обмен бессмысленными и бессодержательными любезностями, единственным назначением которых было — создать впечатление, что представитель Компании пришёл не с наглыми требованиями, а с вежливой просьбой.
Когда, наконец, прелюдии были исчерпаны, и дошло до предметного разговора, стаунлафер решил начать с главного (и самого сложного, поскольку от надёжного человека было известно, что решение уже принято):
— Дорогой господин Ронде, нас чрезвычайно беспокоит, что Его Императорское Величество может подвергнуть свою жизнь и будущность неоправданному риску, если решит использовать в качестве своего флагмана недостаточно сильный корабль с экипажем, не обученным и не обладающим опытом в морских боях. Всеобщая торговая компания потому и озаботилась присылкой своих могучих и надёжных кораблей, дабы на одном из них доставить Его Императорское Величество в любое место, каковое Его Императорское Величество сочтёт необходимым. Согласитесь, что странно и неправильно было бы отказаться от такой благоприятной возможности.
Гильдмайстер склонился над необъятным своим столом, демонстрируя доверительную близость:
— Дорогой господин элс Жерресшерзер, и я так считаю! Но не всё в руках наших увы! Есть некто, чьи слова льются в уши Императора чаще и быстрее, чем мои…
— И кто же это, дорогой господин Ронде? — Отношения между представителем Компании и гильдмайстером так и не стали дружескими, что вынуждало обе стороны тратить время на формальные завитушки в разговоре.
— Его Императорское Величество чрезвычайно высоко ценит мнения и советы недавно им поставленного комеса Агуиры, Доранта из Регны.
— И означенный комес Агуиры?
— И означенный комес Агуиры категорически не советовал Его Императорскому Величеству выходить в море на кораблях, которые принадлежат не ему.
Если говорить точнее, то на предложение плыть на гальвийском корабле сказал он Императору тихо, на ухо — но гильдмайстер, стоя совсем рядом, смог его расслышать — буквально следующее:
«Это будет почётный плен, Ваше Величество».
Гильдмайстер был с этим согласен, но очень уж раздражал его Дорант: и близостью своей к Императору, и неперебиваемым влиянием на него, и, что греха таить, историей с дочерью. Дорант, конечно, благородно повёл себя, однако за Маисси отцу было обидно: с одной стороны, как смел каваллиер привлечь внимание девочки, а с другой — как смел он её отвергнуть?
— Есть ли какой-нибудь способ переубедить Его Императорское Величество? — Не унимал безнадёжных попыток стаунлафер, прекрасно понимающий, что Император не будет менять раз принятое решение — уж настолько-то он успел изучить парнишку. В этом смысле тот был весь в отца.
— Боюсь, что нет, мой дорогой друг, — ответствовал гильдмайстер, — я употребил все мои усилия, чтобы убедить Его Императорское Величество, но влияние комеса Агуиры сильнее моего.
Гильдмайстер солгал: на самом деле он и не пытался уговаривать Императора, понимая, что ничего, кроме августейшего неудовольствия, такие попытки не вызовут. Да и Дорант мог заподозрить нелояльность. Пока что Флоану Ронде удавалось сохранять искреннее расположение и того, и другого — рисковать этим расположением он отнюдь не хотел.