Собеседники ещё некоторое время обсуждали эту тему, выписывая вежливые словеса вокруг пустого места. Обоим было понятно, что средств повлиять на Императора у них нет.
Наконец, стаунлафер выдохся и решил перейти к теме, которую считал для себя унизительной — поскольку касалась она не политических манёвров, а личного каприза элс Штесенжея в той области, которой обыкновенно занимались слуги:
— Дорогой господин Ронде, есть мелкий вопрос, с которым я осмелюсь к вам обратиться, хотя, конечно, это не нашего с вами уровня дело: как вы думаете, за сколько можно приобрести тех забавных зверюшек, которых мы видели возле Его Императорского Величества?
— Зверюшек? — Удивился гильдмайстер, — кого вы имеете в виду, дорогой элс Жерресшерзер?
— Ну как же! Эти странные мохнатые существа, самец, две самки и детёныш?
— А, вы про альвов… — гильдмайстер, вопреки ожиданиям стаунлафера, оказался в явном затруднении. — Видите ли, дорогой мой друг, это ведь не совсем зверюшки, как вы изволили выразиться. Это разумные существа, владеющие речью и способные пользоваться орудиями.
— Не может быть! — Воскликнул поражённый элс Жерресшерзер. — Тем более интересно было бы заполучить их для Компании! Если не всех, то, может быть, какое-то одно? Скажем, самку — и лучше бы ту, что с детёнышем?
Гильдмайстеру, который имел возможность и наблюдать за альвами, и даже пообщаться с ними, мысль эта показалась довольно дикой. Тем не менее, он решил воспользоваться и этой оказией для своих целей:
— Дорогой друг, я боюсь, что это невозможно, ибо комес Агуиры убедил Его Императорское Величество, что альвы являются благородными воинами и нашими союзниками. После Сайтелера, где альв действительно помог взять крепость, Его Императорское Величество даже вознамерился пожаловать альву дворянство и весь Альвиан во владение.
Сказать, что гальвиец был потрясён — значило бы сильно преуменьшить. С трудом захлопывая челюсть, он недоверчиво всматривался в лицо гильдмайстера: не издевается ли тот над ним?
Флоан Ронде в ответ на недоверчивый взгляд собеседника пожал плечами:
— Друг мой, причуды комеса Агуиры и его влияние на Его Императорское Величество вряд ли доведут до добра, но в сложившихся обстоятельствах с этим ничего не сделать…
И они ещё какое-то время плели вежливые словесные кружева, но мысли стаунлафера были уже далеко от тех слов, которые он произносил.
Пожалуй, главное, что он вынес из этого разговора, должно было спасти его от неизбежного разноса за невыполненные задачи: выявился враг, мешающий во всём, и имя этого врага было Дорант из Регны, комес Агуиры.
Главное не сделать дело, главное — правильно доложить его начальству.
Стаунлафер поневоле за двадцать лет службы разным большим людям, из коих лишь двое радели за дело, а остальные считали дело либо развлечением, либо трамплином к следующей должности, либо источником дохода — научился докладывать.
Граб элс Штесшенжей, выслушав доклад, скривился:
— Так мы не сможем получить этих зверушек?
Это было всё, что он услышал. Из двадцати минут подробного доклада. Элс Жерресшерзер, впрочем, привычно удержал лицо, не ожидая ничего другого.
Но тут вдруг в разговор влез элс Зейсшенсен, всегда до того молчавший. Странным жеманным голосом он вопросил:
— Так этот Дорант, должно быть, из НАШИХ?
Стаунлафер едва не подскочил на месте, потрясённый внезапной догадкой. Всё вдруг встало на свои места: и благосклонность элс Штесшенжея к визенграбу, и долгие их «совещания» в адмиральской каюте, где обитал граб, и безделье элс Зейсшенсена, необъяснимое в рамках обычного отношения их общего патрона к подчинённым.
Мужеложство в Гальвии не поощрялось так же, как и в других странах, кроме стран единобожников. Но вот именно в Гальвии на него закрывали глаза. Особенно на флоте, понимая, что сотням здоровых мужиков, набитых на палубы как сельди в бочках, несмотря на огромную физическую нагрузку, нужна разрядка.
Среди дворян, впрочем, это было не принято. По крайней мере, не принято демонстрировать.
Но все всё понимали, и относились снисходительно. В конце концов, дворянские браки же не для любви, а для наследников. Законных наследников, кто бы на самом деле их ни производил жёнам дворянства.
А кто с кем что делает в альковах по ночам — это же их личное дело, правда?