Мирослав сменил облачение, натянул лук и выстрелил трижды, после чего применил технику «Пляска Вилы», чтобы двигаться быстрее. Вопреки ожиданиям противников, он начал вновь сокращать дистанцию. Щуплый уклонился от стрелы. Коренастый же решил защититься.
— Хитиновое облачение.
«Я смотрю, он любит насекомых.»
Первая стрела с громким хрустом прошила руку Ерша и повредила нагрудник. Вторая прошила грудь в опасной близости от сердца.
— Да как… — прохрипел коренастый.
Мирослав вновь сменил облачение и в прыжке отменил технику. Весь набранный импульс он вложил в удар стальным кулаком в шлем Ерша. Тот хрустнул и раскололся, а самого бандита сбило с ног. Тот прокатился по брусчатке и замер. Ещё живой, но уже не способный сражаться.
Щуплого же и след простыл.
«Сбежал? Очень похоже на такое отребье… Нет. Я бы заметил, как он улепётывает… Тогда умение?»
Юноша применил технику взора и огляделся. Тень, отбрасываемая одним из домов, слегка светилась лёгкой живой, чего обычно не должно быть.
«Как интересно… Неужели…»
Краем глаза Мирослав заметил такое же свечение у себя под ногами и тут же развернулся, нанося удар. Кулак его впечатался в лицо Стоума и вынудил пошатнуться. Но тот всё ещё попытался нанести удар чёрным теневым клинком. Мирослав ушёл в сторону, перехватил запястье врага и рванул вверх под таким углом, что раздался пронзительный хруст. Бандит заорал, но юноша словно бы перестал его слышать.
Перед глазами Мирослава вспыхнуло воспоминание. Как угольно-чёрное лезвие резко возникает из его груди. Взгляды Духовлада и Цветаны полны не удивления или гнева, но некого злорадного облегчения. Как чудовищная боль, подобной которой он никогда не ощущал, разрывает всё его естество. И ярость. Пылающую ненависть, которую он ощутил к тому, кто убил его.
Когда взор несколько посветлел, юноша обнаружил, что продолжает ожесточённо молотить стальными кулаками Стоума, который перестал сопротивляться и едва-едва дышал. Мирослав встал, развеивая умение. Тем временем раненный им ранее Ёрш сел. Юноша быстрым шагом направился к нему.
«Гляди какой стойкий. Уж не думал, что он настолько быстро встанет.»
Мирослав присмотрелся к всё ещё защищающему бандита панцирю и заметил, что тот частично восстановился, а кровотечение прекратилось.
«Ясно. Похоже, что эта броня защищает не столько своей крепостью, сколько способностью исцелять владельца. Хорошее умение. Даже жаль, что оно досталась такому отребью.»
Завидев приближающегося Мирослава, Ёрш повалился лицом вниз, вытянув руки вперёд.
— Пощады. Милостивый господин! Прошу прощения! Мы два пьяных идиота, которые позволили себе лишнее! Молю, пощадите! Мы никогда более вас не потревожим!
— Ещё раз увижу кого-то из вас — прикончу на месте, — сказал Мирослав как можно более холодным тоном.
После он развернулся и пошёл прочь, переключившись на размышления о произошедшем.
«Вот оно как… Выходит, я не мог вспомнить момента гибели не из-за стороннего вмешательства. Просто он сам по себе оказался настолько ужасным, что сознание отказалось воспроизводить его вновь… Чем же таким они меня пронзили, что было настолько больно? Да ещё эти взгляды… Чем я заслужил это? Почему они так поступили? Как же я хочу посмотреть им в глаза и спросить лично!»
Вернувшись в комнату постоялого двора, где его ждала Юда, Мирослав устало повалился на стул.
— Похоже, что вечер не задался? — поинтересовалась девушка.
— В целом пир прошёл неплохо, — ответил юноша, — Но под конец вечера князь решил надавить на меня и взять к себе в услужение.
— Ооо, так вот что это было! — понимающе кивнула Юда, — Я почувствовала твоё смятение и решила помочь.
— Это было очень кстати. Изяславу служит восьмихвостый, который специализируется на сокрушении себе подобных. Похоже, что я попал под действие одного из его умений.
— Охотник на богатырей? Как занятно!
— Интересный ты подобрала термин. Но звучит неплохо, — улыбнулся Мирослав, — А потом ещё бандиты напали. Благо — пьяное отребье, с которым разобраться труда не составило.
— Ты их убил? — полюбопытствовала девушка, — Поэтому я ощутила такую вспышку гнева, что уже готова была бежать к тебе?
— Нет. Просто кое-что неприятное вспомнил. Всякое пьяное отребье мне не соперники.
— Нисколько не сомневаюсь! Мой хозяин самый лучший!