Мирослав стиснул кулаки до белизны, борясь с бессмысленным гневом на себя, друзей, богов и весь мир. И вдруг он ощутил, как устанавливается связь, и мелодичный голос Юды принимается напевать в его голове.
Злато с самоцветами в кошеле моём,
Да нету товарищей, чтоб быть радым в том.
Гремит имя славою, всем тут мил мой лик,
Да на сердце тошно, не рад я ни на миг.
Все здесь лишь знакомцы мне.
Привет да будь здоров.
А кто другой и вовсе так.
Готов вмиг стать врагом.
Одиноко дубочку во поле расти.
Тоскливо молодцу одному брести.
Тянется дубочек да к лесу ветвями.
Сердце моё тянется к временам с друзьями.
Ой сковать бы душеньку.
Панцирем сокрыть.
Чтоб не страдать сердеченьку.
С тоски волком не выть.
Да сияет солнышком,
Вольная душа.
Воспаряет соколом,
В сини небеса.
Одиноко дубочку во поле расти.
Тоскливо молодцу одному брести.
Тянется дубочек да к лесу ветвями.
Сердце моё тянется к временам с друзьями.
Исподволь кулаки Мирослава разжались и он печально улыбнулся.
' — А эта была прямо про меня…'
' — Так ведь она и есть про тебя.'
' — У тебя определённо талант. Спасибо, Юда. Немного легче на сердце стало.'
' — Рада служить, хозяин! Когда навестишь нас с Сереньким?'
' — Мне нужно в Бориславль. Как освободится время, так сразу к вам.'
«- Уууу. Лаааадно.»
Мирослав пополнил запасы и через пару дней покинул Китеж. Первым делом по прибытии в Бориславль он отправился в академию.
— О, Дарён, а ты разве не помер? — удивлённо вздёрнул брови привратник Федот.
— Твоими надеждами уцелел, — усмехнулся Мирослав и распахнул калитку во вратах, после чего отправился к административному зданию.
— Дарён! Поганец этакий! — тут же вскочил на ноги ректор с беззлобным ворчанием, — Ни стыда ни совести! Почему не явился отчитаться, что жив-здоров? Почему до меня от третьих лиц информация о твоих подвигах доходит? Совсем никакого уважения к старшим!
— Приношу свои искренние извинения, господин ректор, — улыбнулся Мирослав, — Но по сути я лишь выполнял ваши указания.
— Это ещё какие?
— Долг богатыря — защищать людей. Немало жизней спасено было благодаря тому, что я первым делом в Китеж отправился.
— Это ты, конечно, молодец, — прищурился Доброгнев, — Да только ты про ту беду только прибыв туда и узнал. Так что нечего тут оправдываться моими наставлениями!
— Каюсь, каюсь, — развёл руками юноша, — Но у меня и другие важные дела там были, а если бы не то происшествие, то к вам бы прибыл спустя всего несколько лишних дней.
— Ой, ладно, вертишься как уж на сковородке, — махнул на него рукой ректор, опускаясь в кресло, — Садись да выкладывай, что там с тобой приключилось в Твердыне и после.
Мирослав повторил заготовленную историю о своём тяжком выживании за Змеиным Хребтом, рассказал немного о борьбе с эпидемией, а после принялся спрашивать уже о том, что интересовало его самого.
— Моя команда в академии?
— Нет, отправились тренироваться в одну из усадеб Клыковых. Та что у Сосновки, это Всемила просила тебе передать, когда вернёшься. Любой извозчик найдёт. Хотя толку вам уже с тех усиленных тренировок не будет.
— Это ещё почему?
— Тут вот какое дело. Где-то через месяц после случившегося в Твердыне я ребятишек к себе вызвал, чтобы назначить им наставника на замену и подобрать члена команды, чтобы тренироваться впятером, как положено. Да и на случай, если ты не вернёшься… — ректор сделал паузу, — Уж не обижайся, но я не ожидал, что ты выживешь в таких ужасных условиях. Мало кто ожидал бы.
— Ничего, я понимаю, — кивнул Мирослав, — Мне очень повезло пережить попадание за Змеиный Хребет. Так что вы действовали вполне рационально. Нельзя из-за сентиментальности лишить академию шанса показать себя на турнире, который всего раз в девять лет случается.
— Благодарю за понимание, — сказал Доброгнев, — Так вот. Я вызвал их к себе, а они все разом мне отказали. В обоих предложениях. Мол, справятся и сами, пока Зубр не поправится, а замена вообще не понадобится, ведь скоро ты вернёшься.