Я оставлю свои пожитки.
Я оставлю собственный дом.
Говорю вам, я оставлю и своего сына.
Куоетоте увел эту Женщину, и они кочевали с команчами пятнадцать лет. Когда, наконец, они возвратились к родному племени, Много Медведей первым вышел приветствовать их. «Куоетоте, – сказал он, – отныне ты и я будем братьями. Теперь же я дарю тебе шесть лошадей».
*
Художник Джордж Кэтлин кочевал с кайова в 1834 году. Он отмечал, что внешним обликом они превосходят команчей и вичитов. Они высоки и стройны, спокойны и грациозны. Черты лица у них правильные, классические, и в этом смысле они больше походят на племена севера, чем юга.
**
Кэтлиновский портрет Komcamoa – это поразительный образ мужа высокого и тонкого, но мощного и хорошего сложения. Он гибок и, вне всякого сомнения, сознает свою великую силу и доблесть. Стоит он совершенно непринужденно, а его длинная рубаха повторяет очертания тела. Левая рука оперлась на щит, сжимая лук и стрелы. Голова уверенной посадки, а в глазах застыло выражение задумчивости и долготерпения. Говорят, он был почти семи футов роста и способен пешком, загнать бизона. Хотел бы я повидать этого человека, как видел его Кэтлин; вот он идет ко мне или, быть может, удаляется прочь, один и на фоне неба.
XVI
Жил необычный зверь – бизон со стальными рогами. Однажды в степи на него набрел охотник как раз в том месте, где когда-то стояли рядом друг с дружкой четыре дерева. Человек и бизон вступили в битву. Лошадь охотника пала сразу, и тот взобрался на одно из деревьев. Огромный бык, опустив голову, принялся долбить дерево своими черными металлическими рогами. Вскоре дерево рухнуло. Но охотник был проворен – он спасся на втором дереве. Вновь ударил бык своими невероятными рогами, и вскоре дерево, треснув, упало. Прыгнул охотник на третье дерево. Он все время пускал стрелы в быка, но те отлетали, словно искры, от его черной шкуры. Наконец, осталось одно дерево, а у охотника – одна стрела. Тогда он понял, что гибель неминуема. Но тут послышался голос: «Каждый раз, прежде чем наброситься, бизон широко растопыривает свои раздвоенные копыта и бьет ими оземь. Только там, в развилке копыт, он и уязвим. Туда и надлежит тебе целить». Отойдя, бизон повернулся, расставив копыта, а человек приложил к луку стрелу. Прицел был точен, и стрела глубоко вонзилась в мякоть меж копыт. Огромный бык весь затрясся и рухнул, и сталь его рогов в последний раз блеснула на солнце.
*
Сорок лет назад жители Карнеги, что в Оклахоме, собрались вокруг двух стариков кайова, оседлавших двух рабочих лошадей, вооружившись луком и стрелами. Кто-то привел бизона, бедного ручного зверя, в котором не осталось и следа дикой природы. Под говор и смех старики молча ждали. Потом, по сигналу, бизона пустили на волю. Сперва он артачился, быть может, больше озадаченный, чем испуганный; лошадей же пришлось понукать, а затем быстро пустить вслед. Люди подняли крик, и, наконец, бизон, покружив, бросился прочь. Старики погнались вслед и пропали вдали в огромной туче красноватой пыли. Но они загнали этого зверя и убили стрелами.
**
Как-то утром мы с отцом шли через Медисин-Парк обок небольшого стада бизонов. Была поздняя весна, и у многих коров появились новорожденные телята. Неподалеку в высокой траве лежал бычок. Масти он был красно-оранжевой, хрупко-красивый в своей недолгой жизни. Мы приблизились, как вдруг с устрашающим видом у нас на пути встала корова, нагнув огромную черную голову. Затем она бросилась на нас, а мы, развернувшись, по мчались прочь что было мочи. Она вскоре остановилась, и я думаю, что большой опасности нам и не грозило. Но весеннее утро было глубоким и чудным, а сердца наши бились быстро, и мы познали тогда, что значит жить.
Сталь его рогов в последний раз блеснула на солнце.
XVII
Скверных женщин изгоняют прочь. Жил однажды статный молодой человек. Был он буен и беспечен, и вождь говорил о нем с ветром. После того отправился человек на охоту. Вот налетел сильный ветер и ослепил его. Племени кайова слепец был не нужен, и они оставили его вместе с Женой и ребенком. Надвигалась зима, и еда была скудной. За четыре дня жене этого человека надоело заботиться о нем. Шло мимо стадо бизонов, человек узнал их на слух. Попросил он жену подать ему лук со стрелами. «Дай мне знать, – велел он, – когда бизон окажется прямо передо мной». Так убил он быка, да только жена сказала, будто он промахнулся. Попросил он еще стрелу и убил другого, но жена опять сказала, что он промахнулся. Ну а человек тот был охотником, он знал звук стрелы, попадающей в цель, но ничего не сказал. Затем жена его, набрав себе мяса, сбежала вместе с ребенком. Человек был слеп, но он питался травой и выжил. Через семь дней группа кайова набрела на него и отвезла в лагерь. Там, в кругу у костра, женщина рассказывала свою историю. Она говорила, будто мужа ее убили враги. Слепой прислушался и узнал голос. Скверная то была женщина. На восходе солнца ее выгнали прочь.
*
Календарные летописи кайова хранят верное свидетельство, что доля всякой женщины ~ «скверной» или нет – была тяжкой. Лишь пленницы, которые были рабынями, стояли еще ниже. Во время Солнечной Пляски 1843 года один человек ударил жену ножом в грудь за то, что та приняла приглашение вождя Дохасана ехать подле него в обрядовом шествии. А зимой с 1851-го на 52-й год Большой Лук выкрал жену воина, ушедшего в набег. Он привез ее в лагерь отца и заставил ждать снаружи на жестоком морозе, а сам вошел, чтобы собрать пожитки. Но отец его знал, что происходит, и задержал Большого Лука, не пуская его. Женщина стояла в снегу до тех пор, пока не отморозила ноги.
**
Бабка Маммедэйти, Кау-ау-ойнти, была мексиканской пленницей, которую разлучили с родиной еще когда та была ребенком восьми-девяти лет. Я совсем не знал ее, но побывал на могиле у Горы Дождей.
КАУ-АУ-ОЙНТИ
РОДИЛАСЬ В 1834
УМЕРЛА В 1929
ПОКОЙСЯ В МИРЕ
Говорят, она удивляла многих, ибо отказывалась играть роль женщиныкайова. Из рабства она поднялась, заняв в племени почетное место. Ей принадлежало большое стадо скота, а ездить верхом она могла не хуже любого мужчины.
XVIII
Знаете, племя кайова – летний народ. Давным – давно сидела компания юношей кружком да толковала о великих делах. Вот о чем говорили они: «Когда наступает осень, куда девается лето? Где оно живет?» Решили они пойти по следу солнца на юг, до самого его дома; взяли да отправились верхами. Ехали они много дней, недель и месяцев и забрались много дальше на юг, чем кто-либо из кайова прежде, и перевидали множество странных и чудных вещей. Наконец, прибыли они к месту, где встретили самое необычное. Близилась ночь, от езды они сильно устали и разбили лагерь в густых зарослях. Все, кроме одного, сразу отправились спать. Он был хорошим охотником и прекрасно видел в лунном свете. И вот он кое-что заметил – повсюду на деревьях были люди, они безмолвно передвигались с ветки на ветку. Туда-сюда перепрыгивали они в свете полной луны, и заметил он, что они маленькие и хвостатые! Он не верил собственным глазам и на следующее утро рассказал спутникам об увиденном. Они же лишь посмеялись над ним да посоветовали не ужинать так плотно на сон грядущий. Но позже, когда сворачивали лагерь, всех разом охватило одно чувство – им почудилось, будто за ними следят. А когда они подняли головы, маленькие хвостатые тени засновали над ними по веткам. Вот тогда-то кайова повернули коней и двинулись в обратный путь – довольно было с них здешних мест. Они рассудили, что, в конце концов, нашли обитель солнца и теперь соскучились по доброму бизоньему мясу родной Земли.
*
Излишне распространяться о революции, внесённой в жизнь кайова обретением лошади. Без неё он был полуголодным лесным скитальцем, подбираясь ползком к неосторожному оленю да с огромными усилиями возводя изгородь из веток, чтоб загнать стадо антилоп, и редко пускаясь в путь дальше чем на несколько дней от дома. На коне же он превратился в отважного охотника на бизонов, за день способного заготовить еды довольно, чтобы обеспечить семью на год. Это позволило ему выделить время для странствий по прериям с военными отрядами, уходившими за тысячи миль. – Myни.