И вот сейчас, закончив обследование последней просеки и подписав необходимые бумаги с представителями лесоповала, я, попрощавшись с коллегами, ни кому не говоря куда, направил по знакомой едва заметной тропе смирного рыжего мерина по кличке Орлик, к кордону Фомича.
Вы помните, насколько прекрасная погода стояла в начале нынешнего лета. В лесу не было изнуряющей жары и городской асфальтной духоты, лесная тёплая свежесть, птичья разноголосица, влажная прохлада тенистых распадков, заросших густым кустарником и укрытых живым ковром папоротников…
Да, что там говорить, вы сами прекрасно понимаете, что значить после душного города, мокрых от пота рубашек, суетливой спешки рабочего дня, окунуться вдруг в смолистый аромат летнего леса, с нерушимым покоем его вечного неспешного ритма, ощутить это спокойствие в мерном шуме вершин, где-то далеко вверху, куда взметнулись золотые колонны сосновых стволов.
Неторопливо семенил Орлик, не нуждаясь в понукании, по знакомой тропе, то сбегающей в сумрак сырых распадков и причудливо петляющая там, среди зарослей лещины и жимолости, где в зелёном тоннеле не видно тропы уже на расстоянии вытянутой руки. То пересекал чарующие своим журчаньем слух ручьи, катящие свои прозрачные воды среди огромных замшелых валунов на дне распадков. Было тихо и покойно, только тихо, так тихо, что казалось это воспринимается не слухом а всем телом, гудел лес под невесомым дыханием тёплого воздуха в вершинах.
Наверное, такие минуты запоминаются на всю жизнь, как эталон покоя и счастья, впрочем, счастье это, вероятно, нечто иное, чем покой, да не об этом разговор…
Всё это лирика, и я рассказываю всё это, что бы вы поняли, то, что произошло в дальнейшем, оказалось для меня неожиданностью, но не могло быть порождено моим возбуждённым воображением,– я был спокоен, как ни когда.
Ехал я так, ехал, когда Орлик стал, запряв ушами. Я, удивлённый, оглянулся, мы стояли на спуске в довольно широкий яр, каких множество уже пересекли, надо было перебраться и через этот. И я уже видел, на противоположной склоне, граничный столб, стоящий среди густо заросшей молодью просеке. Слегка толкнул я Орлика каблуками в бока, он не шевельнулся и только, вытянув шею, к чему-то с шумом принюхивался. После более энергичных понуканий он, осторожно переступая, пошёл вниз. И в тот же момент я почувствовал, что вокруг что-то изменилось… Это был как бы толчок, дуновение, пересечение невидимой границы…
Мне почему-то стало тревожно, страха не было, просто, как будто что-то удивило… Я не представляю можно ли это как-то объяснить словами, просто чувствуешь – что-то не так, но где не так, в состоянии ли моём тут дело, или что-то вокруг не так, и как оно должно быть, этого я не мог понять.
Ни чего, не понимая, я выехал на противоположный склон и понял, что заблудился. Столба не было, да и вообще, вокруг вместо сухого прозрачного смешанного леса, пронизанного солнечным светом, вдруг оказался мрачный таёжный бурелом. Грудами громоздились вырванные с корнем деревья, с висящей клочьями сизой корой, а невдалеке начиналось кочковатое болото, кое-где поблескивающее лужицами. Но ведь и близко не должно быть этого болота… Но, тем не менее, вокруг меня стояла, в угрюмом молчании, самая настоящая лесотундра…
Растерявшись, я обернулся назад, ни какого яра позади не было – был тот же мрачный бурелом, лохматящийся клочками пепельной коры корявых лиственниц, да зеленеющий кедровым сланником. А непосредственно перед Орликом тянулись, теряясь в сланнике, покосившиеся полу истлевшие светло-сизые столбы, опутанные ржавой колючей проволокой.
Местность вокруг, с громадами голых сопок на горизонте, была совершенно мне не знакома, на тысячи километров ни чего подобного быть не могло…Жуткое чувство подсказывало мне, что-то совершенно фантастическое, казалось я выпал из нашего мира и попал в совершенно иной, чужой мир.
Ни чего, не соображая, я спустился с седла и подошёл к ближайшему столбу, прикоснулся зачем-то к нему рукой. Хотел проверить его реальность? Он хоть и покосился, но стоял ещё крепко, проволока почти совсем перержавела, и от моего прикосновения с неё, пронзительно звякнув в стоящей вокруг настороженной тишине, сорвалась какая-то жестянка. Я поднял её: – «Запретная зона –– стреляют без предупреждения!». На фоне черепа облезшая надпись, легко читаемая по слою ржавчины, на почти насквозь проржавевшей жестянке. Но понять с какой стороны изгороди зона, было невозможно. Я невольно поёжился, опасливо оглядываясь по сторонам, получить в придачу ко всем удовольствиям ещё и пулю… В тот момент я верил в любую возможность. Теперь мне под любой кучей валежника, топорщащегося длинной тонкой щепой, казалась засада с пулемётом. Я совершенно растерялся, не зная, что делать, куда идти? Вывел меня из этого состояния Орлик, подойдя сзади, он начал покусывать меня за руку, просить сахару, машинально достал я из кармана кусок рафинада…