– Ой, не могу! Ой, не выдержу! Ой! Ой…й…й!
От пронзительного его визга ватой заложило мне уши. Очевидно, это и был Мюнец-рыжий, встречей с которым угрожал нам Леший. Но на меня особого впечатления Мюнец не произвёл. Росточком с пяти, семилетнего малыша. Что он мог нам сделать?
– Извините, – обратился, поморщившись, к нему вежливо Анатолий Иванович: – Может, мы вам помочь сможем чем-то?
– Ой..?– внезапно замолк Мюнец, обернув к нам свою шкодливую рожу в потёках серой грязи: – Ой! Мне, помочь? – икнул он, удивлённо вытаращив глаза. Я не успевал следить за быстро изменяющимся выражением его рожи, назвать лицом её было невозможно, но при всех своих эволюциях она сохраняло предельно шкодливое выражение. Мюнец, на мгновенье, примолкнув, спросил с хитрецой, чуть склонив голову набок, быстро, быстро произнося слова и заглатывая окончания: – А взаправду помочь хотите? Верно, да? Верно? Меня ведь только обманывают, все помощь предлагают, а как до дела, сразу Рыжий мерзавец! И такого наговорят малышу рыженькому! Так напугать норовят! А то и ударят маленького! Да я удаленький, хоть и маленький! – залился он счастливым смехом:– Я весёленький, я и быстренький, кого хочь обгоню, от кого хочь убегу! Вот какой я маленький, рыжий да удаленький! – захихикал он в кулачёк.
– Анатолий Иванович откашлялся в замешательстве и с сомнением сказал, скорее даже выдавил из себя: – Если это в наших силах, то мы постараемся…
Облик Мюнеца-рыжего не давал оснований ни для каких сомнений, – в каждом его движении сквозил подвох, что-то было не так с этим маленьким да удаленьким, и замешательство Анатолия Ивановича выдавало его беспокойство и опасение. И шкодливая эта рожа, и предупреждение Лешего… Опасность приобретала всё более чёткие очертания.
После слов Анатолия Ивановича Мюнец-рыжий вскочил. Более чудовищного существа я не смог бы и представить – маленькое тельце ребёнка на длиннющих, почти двухметровых ногах, с, по крайней мере, восьмью коленными суставами на каждой ноге, сгибающимися в самых произвольных направлениях. Тело его, на столь гибких опорах, ни на мгновенье не оставалось в покое. Управиться с таким неимоверным числом коленок ему было трудно.
– Ах, какие вы добрые, да пригожие! А косточки-то, суставчики-то..!– он восторженно защёлкал языком, выбрасывая его ниже подбородка.
Тут я заметил, что и руки у него, подобно ногам, имеют множество суставов, и длинны неописуемо. Он необычайно легко выбросил их вперёд, и не успел я что-то заметить, как раздался, разрывающий барабанные перепонки, крик Анатолия Ивановича, который в тот же миг тяжело боком осел в грязь, как только пальцы Мюнеца паутиной оплели его бедро. А Мюнец-рыжий бросился бежать, сразу скрывшись среди кустов, с диким хохотом размахивая в руках чем-то, пугающе бледно-розовым.
– Сами! Сами помогают! Добровольно! Поняли душу Рыженького, хорошие мои! – доносилось только откуда-то из-за кустов, всё отдаляющиеся вопли.
Я бросился к тяжело ворочающемуся в болотной жиже Анатолию Ивановичу.
– Пожалели, пожалели Рыжего! – истошные вопли затихали где-то вдали, пока я поворачивал Анатолия Ивановича, скорчившегося от боли.
– Что с вами? Где болит? – я опёр его спиной о рюкзак.
– Нога… Нога … Что с ногой? – простонал он, откинувшись от боли назад. Взглянув на его правую ногу, я сначала ни чего не понял, – значительно укоротившись, она противоестественно сильно распухла в бедре.
– Вот мерзавец… – простонал Анатолий Иванович: - Большую берцовую* стащил таки…
Только сейчас до меня начал доходить смысл происшедшего. На бедре не было ни крови, ни раны и ткань комбинезона оставалась не нарушенной, и, тем не менее, большой берцовой кости в правой ноге не было. Не веря в случившееся, я взглянул в лицо Анатолия Ивановича, он был вне себя от боли и злости:
– Что ты сидишь, болван! Беги за ним, отбери кость! – с силой он ляпнул кулаком, разбрызгивая грязь: – Да беги же ты, сделай что-нибудь! – в голосе его зазвучало отчаяние: – Женя, ты же видишь, я уже и шагу ступить не могу!