Забыл я уже давно обо всем на свете, вдохнув нежный аромат источаемый пышными её волосами, низвергающимися серебристым водопадом на плечо моё, руки мои, глядя на нежные губы её, незнающие помад, утопая в бездонной зелени её глаз… Ни когда не видал я ни чего более прекрасного и соблазнительного… И не увижу уже больше никогда, наверное…
Забыл я и об Агентстве, и о кордоне 44-32, и о лагерной мастерской и о большой берцовой кости Анатолия Ивановича, в прочем и о малой тоже, по моему забыл… Забыл и об отце с матерью… Всё забыл!
– Ой, неси меня! Неси… – заливалась она счастливым смехом у меня на руках: – За тридевять земель в тридесятое царство-государство!
Мелькнула тут было у меня мысль – мол, нельзя мене за границу… Да как обняла она меня за шею, да как ощутил я на щеке нежную прохладу её губ…
Обернулся я тут резвым жеребцом, а может сивым мерином? Или форменным ослом? Уж больно длинные уши были у заскользившего подо мной по лужам отражения.
– Вот Русалка стерва.– думал я по философски спокойно, мчась тяжёлым галопом по болоту, среди кустарников и в эффектных, хоть и несколько неуклюже-тяжеловатых прыжках перелетая через возникающие препятствия: – И в кого же это она меня превратила? Впрочем, такова уж участь всех мужиков. А моя, и не такого превращения стоит…
Краем глаза, скосившись, я посмотрел на её, оседлавшую меня, припавшую всем телом ко мне… Кровь вскипела во мне от этой картины, от ощущения тепла её на спине, на шее моей, взбрыкнул я тут от избытка переполняющих чувств, наддавая хода…
Наяривала она меня, смеясь, пятками своими в бока. И долго скакал уже я по болоту, разбрызгивая тяжелеющими копытами, грязь далеко в стороны, уже пеной покрылись мои бока, и судорогой сводило дыхание, а она продолжала без устали гнать и гнать меня дальше, заливаясь счастливым смехом.
– Ох, не могу, родная! – взмолился я, падая на колени: – Смилуйся!
– А ты моги! Моги! – раскапризничалась она, тарабаня по шее моей крохотными своими кулачками: – Я ещё хочу! Я хочу ещё..! Мало мне! Мало! Хочу! Хочу! – истерично рыдала она, откинувшись на спину:– Ох, несчастная я, разнесчастная! И не любит меня ни кто и не голубит!
Напрягая последние силы, попытался я встать. Она, насторожившись, затихла, наблюдая за моей попыткой, но ноги мои ватно подогнулись, и я окончательно рухнул, уткнувшись мордой в вонючую болотную жижу, утратив даже возможность дышать… Сил не стало совершенно.
А она, убедившись в бесплодности моих попыток, забилась в истерике:
– Ой, бедная я! Ох, несчастная! Ох, зачем меня мать родила!?
Но меня уже последний её вопрос, не интересовал, было, мне уже всё равно. Издыхал я уже… Загнала меня треклятая…
И тут, уже совсем отдавая концы, услыхал я команду бесстрастно-презрительную:
– Встать! – сухой презрительный тон приказа возбудил во мне непонятный протест, и почувствовал я, как вместе с протестом зарождается во мне и сила, совсем ещё ничтожная, но уже достаточная, что бы почувствовать удушье. Напрягая силы, я вырвал лицо из липкой грязи, и застонал, стоя на коленях, упираясь головой и локтями в вязкую жижу. Покачиваясь от слабости, я попытался встать, но сразу же рухнул, мне с трудом удалось сесть, опираясь на ладони. И сразу же я увидел её, сидела она на ближайшей ветви, скрестив ноги свои дивные, божественная, в сё такая же прекрасная, как в момент первой встречи, что-то, озабочено рассматривая с помощью зеркальца у себя на шее.
– Божественная…– прохрипел я, закашлявшись и утробно отхаркнув грязью, почти теряя сознание от потребовавшегося для этого усилия. Она мельком скользнула по мне безразличным взглядом, и вновь всмотрелась в зеркальце. Я с трудом встал и, хватаясь за предательски подгибающиеся ветви кустарника, спотыкаясь на каждом шагу, поплёлся к ней, такой невероятно чистой в окружающей грязи, и, протягивая к ней руки, сипел:
– Божественная… Прыгай… Я понесу тебя… Куда прикажешь ты…
Она долгим презрительным взглядом окинула меня и послала длинный плевок сквозь зубы мне под ноги, сказав что-то невнятно.
– Что ты говоришь, божественная? – с надрывом просипел я, ещё не веря происходящему.
– Что бы ты, козёл, убирался отсюда! Понял?! – откинув волосы за спину бесстыдно начала рассматривать свою грудь, пытаясь заглянуть сбоку. Скользнув по мне случайным взглядом, добавила:
– Ну, чего ждешь? Сейчас спущусь и морду набью! Дохлятина… – упёрла она в меня угрожающий взгляд: – Я больше повторять не буду. Пошёл отсюда.