Повернувшись, я рассматривал перемазанных в грязи драчунов, увешанные с ног до головы самым разнообразным оружием от мечей и кинжалов до пистолетов и гранат. Всё это смертоносное снаряжение чрезвычайно мешало им, сковывая каждое их движение. Но, независимо от этого, грязь месили они отчаянно, то один, то другой из них оказывался сверху, и тогда, гремя всей амуницией, бешено вращая выпученными от напряжения и злобы глазами, со всего размаха лупил своего партнёра в рожу, и только грязь при этом, глухо чавкая, разлеталась фонтанами далеко в стороны.
Подойдя ближе, я устроился на корточки, у стоящих в грязи двух новеньких универсальных пулемётов, решив дождаться, чем это выяснение отношений закончится, абсолютно, их почему-то не опасаясь.
Вскоре они, совершенно обессилев от барахтанья в грязи, расползлись, вяло, переругиваясь и шумно переводя дыхание, уселись, каждый у своего пулемёта. На меня они уже не обращали ни какого внимания. Только сейчас я увидал, что имею дело со свинорылыми чертями с остренькими небольшими рожками чуть повыше ушей. В какоё-то мере я уже был подготовлен к этой встрече, поэтому не удивился и воспринял это как должное.
– Ребята, – решился я их побеспокоить, рискуя спровоцировать новую драку: – А начальство ваше где?
- Пошёл ты …! – довольно вяло ругнулся в ответ тот, что был ко мне поближе, и в матерный выражениях указал мне точный адрес, озабоченно ощупывая собственный подбородок и заплывший огромным багровым кровоподтёком глаз. Второй тоже выглядел не самым лучшим образом. Судя по обилию синяков на их рожах, выяснение отношений у них закончилось боевой ничьей, и теперь их больше всего беспокоила
проблема взаимного примирения. И я пошёл дальше, решив, их не отвлекать.
Всё дальше и дальше вела меня свежая дорожка гусеничного следа. Обходя вздыбленную боевую технику, проламывалась она сквозь кустарник, выворачивая его с корнем, и троща древние колоды в щепу.
И вдруг, слуха моего, нарушая тишину, коснулись звуки духовой музыки. Ревел оркестр невдалеке, каким-то знакомым бравурным маршем. След танка вёл меня на встречу этому маршу, и, нерешительно потоптавшись, я, сплюнув в досаде, решительно продолжил свой путь по следу гусеничной дорожки. С каждым моим шагом музыка крепла и когда, казалось уже там, за ближайшим кустом, увижу я сам оркестр, музыка, внезапно, на полу ноте оборвалась. И я услыхал хорошо поставленный рокочущий бас:
– И сейчас, на это великое наше торжество, пришёл к нам наш далёкий гость и в тоже время наш ближайший друг – Женя! Я рад приветствовать тебя, Евгений! Мы все ждём тебя! Проходи, проходи, пожалуйста!
Несказанно удивлённый я застыл, не решаясь выйти из-за кустов, не веря, что обращаются ко мне. Но за кустами гремели аплодисменты, бодрый бас продолжал:
– Мы знаем, как устал ты на долгом пути к нам! Сколько предательства и вероломства пришлось преодолеть тебе! Сколько испытаний выпало на твою долю! Но ты у друзей, и кто, как не они, утешат боль твоих утрат?
Робко выглянув из-за толстенной колоды, я сразу же спрятался, потрясённый открывшейся картиной. На большой поляне, тесно обступив стоящий посредине огромный пятнистый танк, стояла толпа чертей, и все они, как один, повернувшись ко мне, аплодировали, скалясь в приветливых ухмылках.
Тут же бросились, наиболее бойкие из них, ко мне за колоду, и, не успев опомниться, оказался я влекомым сквозь толпу чертей худых и пузатых, лысых и лохматых, сплошь увешанных самым разнообразным оружием, в котором смешалось всё, и скифские акинаки, и винтовки с лазерными прицелами. Образовав перед моими носильщиками коридор до самого танка, аплодировали, скалясь в угодливо-завистливых улыбках. А на башне танка стоял, барственно снисходительно улыбаясь, поблёскивая маслянисто бегающими глазками, огромный прямо таки породистый чёрт.
– Прошу сюда, Евгений! – приглашая к себе широким жестом, пробасил он: – Всего только несколько слов, мы знаем, как ты устал, но ты мужественен и преодолеешь трудности и собственную усталость!