Подобно женам многих великих людей, Адель подверглась очень жестоким нападкам. Их супружество стало даже предметом пошлой дискуссии в одной из мало почтенных газет на тему: «Должны ли наши святые жениться?» Восторженные почитатели Джереми, разумеется, полагают, что интимная близость с одним из Бессмертных должна быть с благодарностью вознаграждена всеми возможными способами и что нежность супруги должна сочетаться с благоговейной почтительностью ученицы. Они забывают, что в наши дни непременного камердинера почти всегда заменяет герою его жена. Они забывают также, что Адель одна из первых заявила во всеуслышание о гении Сиббера и всеми силами толкала его вперед. Можно ли осуждать ее за то, что она — ничем не выдающаяся женщина — не могла быть счастлива на суровых вершинах возвышенного духа? Что она могла поделать, если его присутствие вызывало у нее (разумеется, по волей божией) чуть ли не истерические припадки! В самом деле, представьте себе, каково это потрясение для женщины, — она думает, что выходит замуж за симпатичного молодого американца, и вдруг оказывается, что она, сама того не желая, легла в постель с ангелом!
Чолмп, который одобрял этот брак, надеясь привязать Сиббера к Европе, смотрел на распри супругов со все возрастающей тревогой. По вечерам, после закрытия галантерейного отдела, он подолгу гулял с Сиббером по затемненным улицам Лондона, прячась в метро, когда начинался воздушный налет.
— Вы должны как-то уладить это, — убеждал его Чолмп. — Послушайте, неужели у вас обоих нет ни капли здравого смысла?
— Все это ужасно сложно… — пробормотал Сиббер.
— Но ведь так не может продолжаться вечно. Вы доводите друг друга до безумия.
— Да-а-а, — протянул Сиббер.
— Ну неужели нельзя хоть как-нибудь это уладить?
— О чем тут говорить? И как уладить? — возразил Сиббер вяло.
— Но ведь это не может продолжаться вечно, правда?
— Н-нет-ет, н-н-е-ет, пожалуй, нет.
— В таком случае надо это как-то уладить.
— Да-а-а, да-а-а, разумеется.
— Ну, так как же вы намерены это уладить?
Сиббер только развел руками, красноречиво выразив этим свое отчаяние. Чолмп с трудом сдерживался.
— Послушайте, а почему бы вам не послать ее на месяц за город?
— Как? В такую погоду?
— Что ж тут особенного?
— Ей это не понравится.
— Что за беда, она должна будет с этим примириться.
— Но она не поедет.
— Черт возьми! — взорвался наконец Чолмп. — Так заставьте ее!
— Но я не знаю, куда ее послать.
— Чепуха! В вашем распоряжении весь этот несчастный остров!
— Д-д-а-а, д-д-а-а.
— Пусть едет в Суонидж.
— Да…
— Значит, решено?
— Но все это так сложно… — снова пробормотал Сиббер. — И потом, иностранцы обязаны регистрироваться, а это доставляет столько хлопот… Разве Суонидж не в запретной зоне?
— В таком случае примите английское гражданство и отправьте ее в Челтнем.
— Да, бывают места и похуже Челтнема, — согласился Сиббер.
— Вот видите! — воскликнул Чолмп торжествующе. — Остается только взять билет и отослать ее на несколько недель.
— Д-а-а-а… — промычал Сиббер с сомнением. — Д-а-а-а?
Подобные разговоры они вели почти каждую неделю и всегда с одинаковым результатом. Сиббер соглашался, что необходимо как-то уладить дело, и вяло поддакивал всему, что предлагал Чолмп. Но дело так и не было улажено, и супруги, хотя и повенчанные перед богом и людьми, день ото дня все чаще выходили из себя уже от одной необходимости жить вместе в квартирке, похожей на котел. Чолмп был так взбешен, что лишь чувство долга перед наукой удержало его от вступления в армию.
Когда было заключено перемирие, все облегченно вздохнули.
С этой поры личная жизнь Сиббера все более меркнет в золотом сиянии его общественной карьеры, и было бы неуместно и утомительно копаться в событиях, которые еще свежи в памяти общества. Однако «современное чудо» (по определению выдающегося историка, который намекал на «греческое чудо»{27}) налицо, и нужно объяснить, почему человек, который был совершенно неизвестен пока армии возвращались на родину, теперь почитается всем цивилизованным миром. Кое-что можно, пожалуй, объяснить острым дефицитом в великих людях, наблюдавшимся в бесплодную и печальную эпоху двадцатых годов; кое-что можно отнести за счет духовного разброда этих лет; но главное, самое главное здесь — величие Сиббера.