Кроме того, наши удары по объектам военного строительства продолжатся. Перекачка наших военных материалов и компонентов через Вавилон 5 будет продолжаться и впредь, а я буду продолжать прилагать все усилия, чтобы никто не стал ассоциировать эти материалы с уже готовыми бомбами.
Разговор продолжался еще некоторое время, Вир излагал основные соображения касательно того, каким образом собирается выжить их движение сопротивления. Техномаги перестали болтать между собой, молча слушали и даже, что примечательно, иногда одобрительно кивали. Наконец, Вир сказал.
- Ну, вот так… Есть у кого-нибудь вопросы?
- Да. У меня есть вопрос, - сказал Ренегар.
Вир выжидающе на него посмотрел.
- Мы победим? - спросил Ренегар.
Не колеблясь ни мгновения, Вир ответил:
- Да. И не просто мы победим… Но Дракхи потерпят поражение. Вы видели лицо врага, - он указал на погибшее чудище. - Ничего сверхъестественного в них нет. Их можно ранить. Их можно убить. И раз так, то мы с вами можем разить их и убивать. И мы будем их убивать. Какой бы ни оказалась цена за освобождение Примы Центавра от этой… раковой опухоли, которая пожирает саму нашу душу. Но именно в этом конечная цель нашего подпольного движения сопротивления.
- Учитывая, в каком месте мы собрались, - сказал Ади, озираясь по сторонам, - было бы правильнее называть наше движение не «подпольным», а «подземным».
Это замечание вызвало нечто очень необычное для их секретных собраний: взрыв смеха. И буквально на одно мгновение у всех возникло чувство, что они собрались здесь не в качестве участников тайного заговора, а как простые люди, наслаждающиеся обществом друг друга. Ренегар подумал про себя, интересно, будет ли у них хоть когда-нибудь возможность и в самом деле собраться вместе именно в таком качестве, смогут ли они когда-нибудь жить нормальной, беззаботной и непритязательной жизнью. И он сказал об этом вслух.
Вир скептически посмотрел на Ренегара и так ответил ему:
- Ренегар… если бы тебе вдруг удалось начать жить беззаботной жизнью… ты бы просто не знал, что тебе с ней делать.
Ренегар обдумал эти слова, а затем кивнул.
- Очень похоже, что ты прав, Вир. Но… - добавил он, - было бы так приятно… на собственном опыте выяснить, был ли ты все-таки прав или нет?
На это замечание Вир возразить уже не смог.
Выдержки из «Хроник Лондо Моллари».
Фрагмент, датированный 24 сентября 2276 года (по земному летоисчислению)
Примечание для историков: Хотя центаврианский год, естественно, отличается от земного, мы взяли на себя смелость несколько изменить при публикации этих хроник дату описываемых в данной главе событий, с единственной целью избежать недоумения земных читателей при упоминании о «годовщине возвращения Г’Кара». Мы, Центаврианское Историческое Общество, с уважением относимся к увлечению Императора Моллари всем, что связано с Землей, и полагаем, что он одобрил бы наши усилия минимизировать любые возможные затруднения для земных читателей его записок. Что же касается блюстителей чистоты хронологии, нам остается только надеяться на ваше прощение.
Г’Кар стоял в дверях, в той же позе, в какой он всегда стоял там. Высокий, стройный, со взором, устремленным прямо перед собой. И я, сидя напротив за столом, как обычно, жестом пригласил его войти.
- Можно было бы подумать, - говорил я ему, пока он пересекал комнату, - что по прошествии стольких месяцев ты уже мог бы решить, что нет нужды соблюдать церемонию.
- Церемонии, Ваше Величество, это все, из чего складывается наша жизнь. Если не соблюдать церемонии, то окажется, что вы всего лишь смешно одетый центаврианин, наряд которого, к тому же, слишком быстро теряет свой вид, собирая на себя пыль, лежащую вокруг.
- Знаешь, Г’Кар, что мне нравится в тебе? То, что ты даешь мне возможность от души посмеяться.
- Но сейчас вы не смеялись.
- Значит, сейчас ты мне не так уж и нравился. Садись, садись. - Г’Кар никогда не садился в моем присутствии, пока я не приглашал его сесть. Мне кажется, он считает это какой-то странной игрой. - Итак… Как прошел твой сегодняшний день, Г’Кар?
- Точно так же, как и вчерашний, Лондо, и скорее всего - я подозреваю - точно так же, как и завтрашний. Если, конечно, ты не решишь казнить меня сегодня.
- Почему именно сегодня? - спросил я. Я подал знак стюарду, что нам пора подать новую бутылку вина, и он отправился доставать ее.
- А почему бы и не сегодня? - вопросом на вопрос ответил Г’Кар. - Ведь рано или поздно, вам наскучит видеть во мне шута, и тогда… - Он пожал плечами и провел ребром ладони себе по горлу.
- Так вот, значит, что ты обо мне думаешь, Г’Кар? Полагаешь, что я вижу в тебе всего лишь «шута»? - я удрученно покачал головой. - Как трагично.
- Из всех трагедий твоей жизни, Лондо, самой незначительной я искренне считаю то, что тебе пришлось выслушать высказанное здесь мною мнение.
- Это правда, это правда.
После этого в нашем разговоре возникла пауза. Молчание, нисколько не смущавшее двух старых знакомых, и без слов понимавших друг друга. Я не знаю, даже сейчас, могу ли осмелиться назвать его другом.
Нам принесли новую бутылку, поставили перед нами стаканы и наполнили их вином. Г’Кар поднял свой стакан и вдохнул аромат содержимого, демонстрируя утонченность, разительно контрастировавшую с его грубоватой внешностью.
- Это вино, - объявил он, - исключительно удачного сбора.
- Разве не все мое вино хорошего сбора?
- Но не такого исключительно хорошего, - ответил Г’Кар. - Чему обязан такой честью?
- Прошел ровно год, - напомнил я ему. - Целый год с тех пор, как ты спас мою жизнь и попал под мое покровительство. Ровно год с тех пор, как мы начали еженедельно обедать вместе. Я удивлен. Я полагал, что эта дата должна была, словно выжженная огнем, отпечататься в твоей памяти.
- Слишком много вопросов занимают сейчас мой ум, Лондо, - ответил он. - Мои извинения. Должно быть, что-то экстраординарное вытеснило в моей памяти столь знаменательную дату с подобающего ей места на шкале самых важных событий. Итак, раз мы празднуем годовщину, означает ли это, что ты решил отпустить меня?
- С чего это вдруг у меня могло бы возникнуть подобное желание? - удивился я. - Позволить моему самому великолепному другу, Г’Кару, улететь отсюда ни с того, ни с сего? Нет, нет… Боюсь, я не могу этого допустить, хотя бы потому, что в результате предстану в дурном свете в глазах тех, кто внимательнее всех следит за мной.
- Поскольку я представляю собой потенциальное орудие, которое можно задействовать в случае ухудшения нынешней ситуации.
Как ни прискорбно, я не нашел, чем возразить ему.
- И то правда, - неохотно признал я. - Мой Премьер-министр и его союзники совершенно недвусмысленно дали мне понять, что тебе позволено остаться в живых лишь потому, что живешь ты здесь, мод моей протекцией. Если я позволю тебе покинуть дворец, значит, я позволю тебе нарушить законы Примы Центавра. А наши законы запрещают всем чужеземцам появляться на Приме Центавра, равно как запрещают использовать «сеть хамелеона». А мне непозволительно демонстрировать снисходительность к преступникам.
Г’Кар допил вино. Стюард тотчас направился к нему, чтобы вновь наполнить стакан, но Г’Кар, как обычно, положил на него сверху ладонь, показывая, что он больше не хочет.