Он любил смотреть, как в выходные дни потоки людей, груженных надувными лодками, термосами, мячами, удочками, стекались к переправам через Дон. Девчонки — в брюках и распашонках, ребята — в шортах и жокейках с прозрачными козырьками.
А другой поток — деловитых людей, вооруженных ножницами, лопатами, ведрами, — устремлялся к своим фруктовым владениям у Ботанического сада и Чкаловокого поселка.
«Когда-нибудь, — думал сейчас Рем, — я опишу Ростов, и нашу дружбу, и… Варю».
Надо было идти в гостиницу, собираться на вокзал, родители ждали его.
До отхода поезда Кисловодск — Киев оставалось пять минут, а им не верилось, что они, скорее всего, никогда больше не увидятся.
Лицо у Рема грустное, хотя он и старается не подавать виду, как ему трудно расставаться с Сережей.
— А Дон я все равно переплыву, — для чего-то говорит Сережа. — Я тогда тебе дам телеграмму: «Переплыл». Ладно?
— Ладно.
На темно-синем вечернем небе лежит разворошенный розоватый стожок, непонятный и таинственный. Неожиданно из стожка, словно стряхнув его с себя, показывается красный ободок луны, освещает небо, отстраняя таинственность. Сережа думает: «Это я на всю жизнь запомню». Повернув лицо к другу, тихо говорит:
— Если самолет новый создадим или ракету… тоже напишу.
Он вдруг густо краснеет, устыдившись похвальбы.
— Хорошо, — успокаивает Ремир.
— Я был тогда, Рем, несправедлив. От себя надо требовать как можно больше… — Сережа помолчал. Мимо автокар провез мешки с почтой. Прошел дежурный в красной фуражке. — Варя обещала прийти на вокзал. Странно, что ее нет.
— Ничего странного, — печально отвечает Рем.
И вдруг Сережу осеняет: «Да ведь Рем… Как же я это не понимал? Он боится признаться самому себе… И вот уезжает и от нее… Даже не попрощавшись…»
— Можно я Варе передам от тебя?..
— Нет-нет, не надо, — торопливо перебивает Рем, — прошу тебя, не надо…
…Еще сочиняя вместе научно-фантастический роман, они придумали для своих героев две дурацкие фразы. Каждый раз, когда тем нечего было сказать, один произносил раздумчиво:
— С точки зрения медицины…
А другой, как попугай, подхватывал скороговоркой:
— Интересное кино!..
Они были в восторге от этой, как им казалось, остроумной выдумки.
Но сейчас, когда уже было все сказано, и Рем обещал прислать свой новый адрес, писать, и Сережа напомнил девиз Дизраэли: «Никогда не жаловаться», и поезд медленно двинулся, Рем тоже попытался бодро крикнуть сверху, с площадки тамбура:
— С точки зрения медицины!..
Но Сережа не смог, не захотел повторить нелепый ответ и только неотрывно глядел на лицо друга.
Казалось, с поездом уходило что-то важное, неповторимое.
Сережа не знал, что уходило отрочество.