Митя, как называла его Лика, в отличие от общепринятого Димон, происходил из старинной московской семьи. Его дед, который и был, собственно, парным владельцем этой сказочной квартиры, был известным профессором Московского университета. Как с изрядной долей юмора любил вспоминать Митя, лед удержался на плаву в период громких процессов и беспощадных чисток только благодаря, так сказать, неформальной поддержке курса академика Лысенко. Умело лавируя, он ухитрился и не попасть «под нож», и не особенно подпортить себе репутацию «честного ученого и наставника молодежи».
Его сын, отец Мити, пошел еще дальше и дослужился до члена-корреспондента. В доме у них всегда царила легкая фронда, так сказать, для внутреннего употребления.
Митя унаследовал от отца иронический склад ума и высокую изящную фигуру, а от матери — мечтательные карие глаза, темные вьющиеся волосы и бледный цвет удлиненного тонкого лица.
Он был великолепно воспитан, в старом московском стиле, выдержан и немногословен, умел повергнуть любую компанию в состояние полуистерического веселья, сохраняя при этом полную невозмутимость, и ни черта на этом свете не боялся.
Единственным человеком, который мог заставить его смутиться, была Лика. При виде ее глаза его затуманивались и он на полуслове замолкал. Наблюдательная, как вес женщины, Лика подозревала, что имеет на него какое-то особое влияние, но ей все некогда было всерьез задуматься над этим Ровные дружеские отношения ее вполне устраивали. Пока.
Лика трезвонила и трезвонила своим особым звонком, хотя за дверью уже гремели засовами и что-то бормотали. Дверь распахнулась, и опа увидела взволнованное лицо Мити, вмиг осветившееся радостной улыбкой.
— Лика, ты! Как здорово, что пришла! А мы тебе тут обзвонились.
— Правда?
— Еще бы. Ты уже в курсе?
— А как же? С чего бы мне еще срываться с дачи?
Митя схватил ее за руку и потянул за собой:
— Идем. Все уже в сборе, вырабатывают тактику борьбы.
Лика хихикнула. Митя в своем репертуаре.
— А где родители?
— Проветривают на югах свои утомленные гласностью мозги. И, слава Богу, а то не было б конца дискуссиям о целесообразности оказания сопротивления властям.
— Вероятный вердикт?
— Большой палец вниз. История учит нас, что это нецелесообразно.
Митя очень удачно изобразил вальяжный рокочущий голос отца.
— Как истинный «толстовец», отец всей своей жизнью подтвердил известный постулат о «непротивлении злу насилием» и, пало отдать должное цельности его натуры, ни разу не раскаялся в этом.
Они вошли в комнату, где на полу и в креслах вольготно расположилось несколько человек. Повсюду стояли переполненные пепельницы и недопитые чашки с кофе. Вопреки обыкновению никаких следов спиртного и даже пива Лика не обнаружила.
— Общий привет!
Все липа обратились к ней. Лику поразило общее для всех выражение серьезности и озабоченности. Ее раздолбаистые, беспечные друзья как-то вмиг повзрослели.
— A-а, явилась не запылилась, — протянула круглолицая темноволосая девица с короткой, под мальчика, стрижкой.
Её звали Викторией, они с Ликой с некоторых пор недолюбливали друг друга, вернее, весь негатив исходил от Вики. Лика даже догадывалась почему.
— Очень даже запылилась. Вела запрещенную агитацию в войсках. Грудью бросалась на танк.
— Где?
— На Садовой, недалеко от площади Восстания.
— Остановила? — требовательно спросила Вика.
— Heт, конечно.
— Ещё бы, с таким-то бюстом, — фыркнула та, воинственно выкатывая грудь.
Все захохотали, даже Лика. Только Митя нахмурился. Упругие, «яблочные» грудки Лики и в самом деле выглядели неубедительно по сравнению с пышным бюстом Виктории. Она вся была, что называется, в теле и как ни изнуряла себя голодом, ничего с почтой природой поделать не могла. Ужасно, комплексовала по этому поводу, хотя и не подавала виду и прикрывалась шуточками.
— Ну и как там настроения? — спросил Митя.
— Полная растерянность. Приказы туманные, но, насколько я поняла, значительная часть личного состава собирается их выполнять.
— Любые?
— А вот это уже другой вопрос. Видишь ли, с одной стороны, армия без неукоснительного выполнения приказа уже не армия, а бардак, как резонно пояснил один молоденький солдатик, а с другой — их всегда учили, что народ и армия едины. Поэтому стрелять в народ им не хочется. То есть в значительной степени все сейчас зависит от наших решительных и взвешенных действий.
— Значит, не хочется? — подал голос из кресла высокий смуглый красавец с ястребиным носом. — А как же Вильнюс, Рига. Тбилиси?