— К сожалению, не могу запретить вам заниматься подобной бессмыслицей. До свидания, — Таня встала со скамейки и пошла к проходной, бросив на ходу. — Мне надоел этот бессмысленный разговор, я после смены, устала.
В глазах Риммы, которая смотрела Тане вслед, явственно читались бессильная злоба и ненависть.
Месяц спустя, май 1965 года
Вечером после работы Николай сидел за книгами, поскольку собирался поступать заочно в технический институт.
Жора, сосед по комнате, расположился на своей кровати, навалившись на спинку и вытянув длинные ноги. В руках у Георгия была гитара.
Второй сосед, Фёдор, ушёл на свидание.
Жора задумчиво перебирал струны и сначала молчал, но вскоре начал негромко напевать:
Ах, Таня, Таня, Танечка,
С ней случай был такой,
Служила наша Танечка
В столовой заводской…*
— Прекрати, — серьёзно попросил Николай.
— А что так? — удивился сосед.
— Отстаньте от Тани!
— А если нет? Что будет?
— Доведёшь, тогда и узнаешь, что!
— А ты, Никола, кто будешь Татьяне Васильне? Отец? Дедушка? Дядька? Старший брат, может?
— Мы друзья детства, и я никому не позволю обижать Таню.
— А с чего ты взял, что Татьяну Васильну кто-то собирается обижать? Совсем наоборот. А сказку про друзей детства оставь для Риммы.
Николай, сдерживаясь из последних сил, тяжело дышал, гневно глядя на Жору.
— У тебя дым из ноздрей сейчас повалит, — лишь усмехнулся тот. — Ты свою физиономию не видишь со стороны всякий раз, когда приходишь в столовую. То красный, то бледный весь. Что у вас с Татьяной? Вот, возьми и рассказывай.
Жора протянул Николаю пачку с папиросами.
… — Мдаааа, — многозначительно произнёс Георгий некоторое время спустя и глубокомысленно затянулся. — Поправь меня, если ошибусь. Такая женщина приехала за тобой в даль дальнюю, а ты ей дал от ворот поворот только за то, что когда-то в пятнадцать лет она не ответила на твои чувства, не полюбила тебя в ответ и не разглядела твою лучшесть? И в семнадцать лет не полюбила и не разглядела? И вправду бессовестная, так её! Ведь обязана была сразу полюбить, если ты полюбил!
— Жора, ты надо мной смеёшься? Потешаешься? — сжал кулаки Николай.
— Нет, я удивляюсь, Коля, — абсолютно серьёзно заговорил Георгий. — Я редко в людях ошибаюсь, и ты мне казался цельным человеком, настоящим мужиком. А теперь… Прости, но я не знаю даже. И хотя я тебя по-прежнему уважаю, отношусь хорошо, мне очень хочется, чтобы Татьяне Васильне приглянулся кто-то более серьёзный, а ты продолжай сидеть тут и обижаться.
Николай вдруг как-то обмяк, с него разом слетели весь гнев и пыл. Взял из пачки ещё одну папиросу и уставился в окно, за которым сумерки сменялись ночной мглой.
— Не обижаюсь я, Жора. Как объяснить?
Николай снова оживился и заговорил торопливо, горячо.
— Наверное, ты прав в том, что я трус. Я и есть трус!
— Эээ нет, я такого не говорил! — возмущённо воскликнул Георгий и тоже взял следующую папиросу. — Вот трусом я тебя точно не считаю!
— Значит, я сам это говорю, — махнул рукой Николай. — А с Риммой мы расстались почти три недели назад. Я не люблю её, так ей и сказал. Попросил прощения. Вот она теперь очень обижена, хотя когда у нас всё начиналось, мы договаривались, что отношения взрослые, и никто никому ничего не должен.
— Ишь ты какой! — усмехнувшись, покачал головой Жора. — Хотя почти все мы такие, что уж! Понятно, что Римма тебе наобещала с три короба, на всё согласилась, лишь бы тебя заполучить, а сама всё равно надеялась. А я-то думаю, что это ты все вечера, когда я не в ночную, за книжками сидишь! А ты, оказывается, всегда теперь за книжками, сделал сознательный выбор! А вокруг Риммы уже один из молодых инженеров увивается, новенький, приехал недавно по распределению сразу после института. И чего же ты боишься, раз говоришь, что трус? Или кого?
— Понимаешь, Жора, я прекрасно знаю, что Таня ни в чём не виновата передо мной. Дело во мне. Я так сильно любил её, что все надежды, которые рушились, всякий раз становились для меня настоящей трагедией. Сначала — когда Таня не стала отвечать на мои письма, которые я отправлял ей из армии. После — когда я увидел её с этим столичным женихом. Наворотил я тогда дел, до сих пор противно от самого себя. Это ещё повезло, что Галя меня по-настоящему не любила, и разбежались мы налегке. Могло ведь получиться и совсем не так. Потом с комсомольским секретарём из торга Таню увидел. Я верю ей, что не было у них ничего, но тогда-то я этого не знал. Так устал чувствовать эту боль, что кажется, вообще уже ничего не чувствую. Только немного успокоился — и вот Таня здесь. А мне успокоиться надо как-то, разобраться в себе. Я не хочу снова пережить то, что переживал уже несколько раз, это разочарование, эту безысходность. Понимаешь? Я же не могу попросить у Тани гарантии, что всё у нас навечно теперь. Нужно, чтобы желание быть с Таней пересилило недоверие и страх. Сосредоточусь пока на поступлении. Надо высшее образование получать, тем более, государство даёт мне такую возможность.