За едой мы разговаривали. Она рассказывала мне о фильме, в котором снимается на студии «Коламбиа Пикчерс», о своем режиссере, о звезде, которая играет с ней в паре, потом о том, как Гарри Кон устроил скандал из-за какой-то ерунды — скорее для того, чтобы привлечь внимание, чем для того, чтобы добиться чего хотел. По голосу Лилии можно было догадаться, как ей все это надоело, как надоел этот мир шоу-бизнеса, похожий на глупую детскую игру, в которую она играет только потому, что больше нечем заняться.
— Ну хорошо. — Она помахала рукой, словно прогоняя надоевшую голливудскую тему. — А теперь расскажите мне, чего хотите вы, Жаке.
Должно быть, я пялился на нее, поэтому не совсем понял, почему она решила задать мне такой вопрос.
— От вас? — спросил я, заставив себя оторваться от ее пламени.
— От жизни.
— Не знаю.
— Все ведь чего-то хотят.
— А чего хотите вы?
Она слегка покачала головой.
— Это вопрос, а не ответ. Но я вам скажу. Я хочу быть счастливой.
— И всё?
— Разве этого мало? Я все время хочу быть счастливой. Если что-то делает меня несчастной, я просто убираю это «что-то» из своей жизни. — Тыльной стороной ладони она отодвинула от себя тарелку со стынущей едой, демонстрируя, как легка в применении ее философия. — Это же так просто. — Поставив локти на стол, она переплела пальцы, сделав из них мостик, и оперлась на него подбородком. — А вы, Жаке? Чего хотите вы?
Я решил сформулировать свою цель так же просто, как она — свою.
— Я хочу быть знаменитым.
— А что это значит — быть знаменитым? Что это значит для вас?
— Это значит — добиться успеха. Значит, прославиться, стать звездой.
— А почему вы этого хотите?
Я рассмеялся.
— Вы — мировая знаменитость, и вы еще спрашиваете?
Лилия не нашла в этом ничего смешного.
— Мы не говорим обо мне. Что значит слава для вас?
— Это значит… это значит, что можно не просто хотеть чего-то. Можно добиваться того, чего хочешь.
— А сейчас вы не можете добиться того, чего хотите?
— Вы шутите? Когда ты — негр?
— Я не знаю. Я же не негритянка.
— Тогда я вам скажу: если ты негр, то все, на что можно надеяться, — это тычок в ребра и пинок под зад.
Лилия оторвала голову от своих сплетенных пальцев. Наклонила ее чуть набок, чтобы удобнее было всматриваться в меня.
Потом сказала:
— Но вы же хотели пообедать со мной. И вам это удалось.
— Честно говоря, это для меня неожиданность. И не важно, что я негр. Я уверен, с вами мечтает встретиться множество мужчин.
— Да, многие, многие мужчины хотят быть со мной.
Это несколько остудило меня.
— …Ну вот, и я не знаю… Я хочу сказать, я очень благодарен вам, но я не понимаю, зачем вам тратить время на какого-то…
— Но вы ведь мне позвонили, Жаке. Да, многие мужчины хотят быть со мной. Но в большинстве своем боятся даже попытать счастья. — Тут она резко переменила тему: — Известность, слава — это же невозможно потрогать. Это — неосязаемо. Это все видимость. А то, что не существует, неспособно осчастливить вас, Жаке. Так что, по-моему, вы не из-за того тревожитесь, а это значит, что вам вовсе не из-за чего тревожиться.
Сперва мне показалось, что она надо мной издевается. Но затем Лилия улыбнулась. Великолепной, роскошной улыбкой, от которой поневоле и у меня губы расплылись. Эта женщина! Эта женщина была атомной бомбой в женском обличье: сила, сопротивляться которой невозможно. Я почувствовал, что наш обед превращается в нечто большее, чем невероятный эпизод из тех, какие потом пересказывают «ребятам» в гримерках, наподобие рыбацких историй. У меня появилось такое чувство, будто я оказался в стремительно несущемся поезде, с которого уже не смогу спрыгнуть. Больше того. Мне и не приходило это в голову.