— Хочешь, чтобы я что-нибудь тебе принес?
— Я не… — Теперь она схватилась за голову: ее пальцы словно пытались проникнуть внутрь черепа. — Пожалуйста, уходи.
Томми скрылась в спальне и закрыла дверь — но не настолько плотно, чтобы оттуда до меня не доносились ее всхлипыванья. Я дал Томми то, что ей было нужно: свободу сделаться звездой, которой она заслуживала быть.
Но чего хотела Томми…
То, чего хотела Томми, было спрятано в кармане моего пиджака.
Дня два спустя. Или три. Томми улетала в Детройт. Мы сказали друг другу «до скорого», избегая излишне трогательных прощальных сцен. Из этих же соображений я посадил Томми в такси, но не стал провожать ее в аэропорт. Ей предстояла всего лишь небольшая поездка. Подумаешь! Не стоит из этого делать неизвестно что.
Самолет Томми вылетал в два тридцать.
Она отправилась в аэропорт Ла Гуардия в час. Там ее должен был встретить Ламонт, откуда-то вернувшийся, чтобы доставить Томми в Детройт. Самолично.
Когда такси отъехало, я немного погулял по городу, поглазел на витрины. Мне понравились часы. Симпатичные. Я таких никогда не имел. Денег на них не было. Почти не было. Но посмотреть приятно. Прошел мимо ателье, поглядел на костюмы. Костюмы, которые были мне не по карману, которые подходили к часам, которых у меня не было. Остановился возле ресторана, чтобы набить желудок. В общем, я потихоньку возвращался к своей привычной жизни.
Я узнал, который час.
Час восемнадцать.
Бесполезно. Бесполезно притворяться, что для меня существовала какая-то нормальная жизнь без Томми — по крайней мере, без возможности проводить Томми по-человечески.
Я поймал такси. Пришлось заранее помахать двадцаткой перед носом у водителя, чтобы он в рекордно короткое время довез меня в Куинс. Мои ноги, тоже на время став рекордсменами, доставили меня к выходу Томми как раз тогда, когда объявили посадку на ее рейс.
Я увидел ее — она разговаривала с Ламонтом. Подойдя ближе, я уловил обрывки их разговора: «Продемонстрировать… Образ… Подача…»
Ламонт оглянулся, заметил меня. До меня донеслось: «Черт!»
Томми просияла, как солнышко, и бросилась мне на шею.
— Я знала, что ты придешь!
Мы сразу стали обниматься и целоваться. Нам стало хорошо. Все стало как нужно. Во всяком случае, было море эмоций. Эмоции Томми, вытекая из ее глаз, просочились сквозь мою рубашку и залили мне грудь. Слезы были такие теплые, что я даже спиной как будто чувствовал их.
— Я не хочу улетать.
— О чем ты говоришь?
— Не хочу оставлять тебя.
— Но ты же не… Это же ненадолго. — Я вновь принялся за свою ободрительную чушь. — Зачем ты устраиваешь сцены? Ты летишь в Детройт, вот и все. Отсюда туда на воздушном шаре можно добраться. Ты должна туда лететь.
— Зачем? Чтобы стать настоящей звездой? Чтобы заработать кучу денег? — Она плевалась в меня моими же словами. Они жгли меня как кислота.
Я попытался прибегнуть к разуму, чтобы осадить Томми:
— У тебя появился шанс, хороший шанс пробиться. Ты ведь уже потратила уйму времени на то, чтобы твою музыку услышали. Наконец-то ты получаешь первое достойное предложение — и тут же хочешь все это послать к черту?
Еще раз объявили посадку.
— Чего я хочу — так это чего-то настоящего, чего-то важного.
— Я всегда буду здесь, я буду тебя ждать. Что может быть важнее? У нас еще есть время.
— А ты уверен, Джеки?
Я не был уверен. Я не был уверен ни в чем, я сам не понимал, что я такое говорю, что делаю. Я знал только, что люблю Томми и что не позволю ей загубить свою карьеру ради… ради меня.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил я ее.
— Попроси меня остаться.
Я заколебался. И сказал:
— Я люблю тебя.
Она повторила умоляющим голосом:
— Попроси меня остаться.
Попросить ее остаться? У меня рот отказывался раскрываться, а когда раскрылся, то я только и сумел, что повторить:
— У нас еще будет время.
Через миг Томми отлепилась от меня. Она подошла к Ламонту, что-то сказала ему. Обернулась, быстро махнула рукой — словно боялась, что задержись она чуть дольше, то сникнет еще больше, — и сломя голову устремилась к дверям, помчалась по гудронированному покрытию, по какой-то лестнице навстречу своему лайнеру.
Ламонт подошел ко мне:
— Я понимаю, это трудно…
— Садитесь в свой самолет.
— Но так будет лучше.
— Да садитесь вы в свой самолет!
Ламонт так и сделал. Он сел в самолет, и почти сразу трап убрали, а двери заперли.