Глава 17
Весть о падении Этрополе разнеслась по всему городу на другой же день. Рано утром Андреа примчался с нею на постоялый двор бай Анани, затем рассказал учителям. А в чаршии Коста ходил из лавки в лавку и шепотом, подмигивая, озираясь по сторонам, сообщал эту радостную новость. Пользуясь каждым удобным случаем, упоминал о наступлении русских и Климент, но, как всегда, осторожно, даже осторожнее, чем раньше.
К середине дня весть о наступлении русских обошла все лавки, постоялые дворы, проникла в дома. Толки о сожженных Горублянах и о расправе с крестьянами, заточенными в Черную мечеть, уступили место последней новости. Многие даже усматривали связь между обоими событиями. «Близится... — шептались софийцы. — Началось...» После многомесячного ожидания события развернулись так внезапно, так тревожно-радостно, что многие толковали: «Раз жгут наши села, значит, братушки, правда, приближаются...» — «Приближаются, — качая головами, говорили другие, — только что-то их здесь ждет...»
А около полудня на фронт отправились батальоны подполковника Ахмеда Шюкри-бея и два эскадрона триполитанских кавалеристов в белых бурнусах и с длинными пиками. За ними двигалась батарея крупповских орудий. С воинскими частями отбыл и генерал Бейкер вместе с полковниками Аликсом и Мейтленом и другими штабными офицерами и ординарцами. Отправился с ними и Фред Барнаби. Фред, снова облачившийся в свой наряд из желтой кожи, улыбался провожавшим его дамам и шумно обещал Маргарет немедля по прибытии написать обо всем и «во всех подробностях» — она почему-то отложила на несколько дней свой отъезд на фронт.
Посланные на позиции части были малочисленными по сравнению с теми, которые не раз проходили уже через город, но взбудораженным софийцам становилось все яснее, что война заметно приблизилась и что предстоят испытания, которые, возможно, перевернут жизнь каждого из них.
Прошла неделя, и за это время то вспыхивали, то гасли самые разные слухи. Говорили, будто русских отбросили от Этрополе. Иностранные корреспонденты то утверждали, что русского генерала Дандевиля, который брал Этрополе, прогнали оттуда, то — что его убили, то — что взяли в плен. Видимо, в этих слухах была доля правды, потому что в город пригнали целую колонну русских пленных. Андреа ходил на них смотреть, а вечером был так мрачен и зол, что Женда старалась не попадаться ему на глаза.
На другой день Маргарет получила письмо от Фреда Барнаби, которое хоть немного прояснило, что происходит на фронте. Маргарет прочитала его вслух в английском клубе. Климент, который теперь зачастил туда, тоже слушал. Барнаби описал несколько забавных приключений и уже в самом конце письма упомянул, что герр Дитрих (он называл командующего фронтом его прежним немецким именем) решил внезапно перегруппировать свою армию, «ибо по не зависящим от него причинам недремлющий Гурко занял проход на Златицу, а другая его колонна движется к селу Правец и, возможно, пойдет на Орхание».
«Этот русский генерал, — писал Барнаби, — вовсе не такой уж простак, каким его считают наши друзья. Мой паша (разумеется, Бейкер), пожалуй, единственный, кроме меня, до кого это дошло. В остальном все чудесно. В горах уже лежит снег, и можно вообразить, что наступило рождество. Вчера я преподал Аликсу первый урок охоты на кабанов. К сожалению, он невосприимчив, видимо, от рождения и понимает в кабанах столько же, сколько в женщинах. Безнадежный случай! Прилагаю к сему кабаньи клыки — поистине ради такого экземпляра стоило совершить путь из Челси сюда! Привет ото всех, а самый пламенный — от нашего паши, на что, как я имею основания подозревать, есть веские причины».
Письмо было именно такое, какого можно было ждать от Фреди, и все смеялись, а мисс Гордон и мисс Пейдж долго разглядывали кабаньи клыки. Но Клименту стало ясно, что турки терпят поражение за поражением и что продвижение русских, о котором ему говорил еще Дяко, идет в одном направлении и имеет одну цель — Софию.
В тот вечер он допоздна разговаривал с братьями, и они втроем долго рассматривали карту. А утром Андреа снова пошел к бай Анани и к знакомым учителям. А Коста снова не мог устоять за прилавком и расхаживал по чаршии, шушукался с людьми, поругивая богачей турок из Алигиной слободы, которые чинили много зла и беззаконий.
Глава 18
Хотя генерал Бейкер, покинув Софию, жил напряженной фронтовой жизнью, он все время чувствовал, насколько серьезно его увлечение Маргарет Джексон. Для него она была не просто красивой женщиной, а женщиной светской, умной, недоступной. Как ему недоставало такой женщины, когда он служил в колониях, и как недостает теперь! Настоящий солдат, он избегал рассуждать о своих чувствах, а тем более кому-либо их поверять — даже Фреди, который, впрочем, сам о них догадывался. И только иногда, когда они объезжали позиции или ночью поспешно отступали под напором внезапно налетавших казаков, Валентайн Бейкер ловил себя на том, что вспоминает о ней — как они мирно путешествовали до Софии, как пили чай в ее уютной квартире и смеялись историям неподражаемой мисс Далайлы, как он хотел танцевать с ней первый вальс на приеме у французского консула, но прибыло это дурацкое известие об Этрополе, и все пошло кувырком.