Консул, опасаясь, как бы мать не сказала чего-то неуместного, поспешил ее прервать:
— Вы забываете, мама, мадемуазель Неда воспитывалась в Вене. Вы знаете, что здешняя почва неблагоприятна для феминистических идей... Разумеется, господин Задгорский передовой человек, — тотчас поправился он. — Я рад, я счастлив, что вы привили дочери такие широкие, современные взгляды, сударь! — добавил консул по-турецки.
Приветливо улыбнувшись удобно расположившемуся в кресле Радою, он попросил Филиппа передать отцу содержание их разговора. Но не успел Филипп этого сделать, как мадам Леге, взглянув на часы, испуганно воскликнула:
— Бог мой! Что случилось с супругами Позитано? Я в самом деле начинаю беспокоиться!
— Может быть, в последний момент произошло что-то непредвиденное, — сказала Неда, недовольная тем, что мадам Леге переменила тему разговора.
— Странно, но у меня какое-то предчувствие... Леандр, ты бы послал за ними фаэтон. Они опоздали уже на целый час!
— Их просто задержал дождь, мама!
Словно в подтверждение его слов раздался звонок, и Сесиль — до сих пор она стояла у балконной двери и смотрела, как дождь барабанит по крышам домов, — кинулась в прихожую следом за лакеем.
— Они! Синьор Витторио и синьора Джузеппина! — возвестила сияющая девочка, прибежав назад.
Вслед за ней в широких дверях появились супруги Позитано. Маркиза, на целую голову выше своего мужа, все еще красивая женщина, в строгом темно-красном платье для послеобеденных визитов, которое — увы! — не могло скрыть ее полноты, и маленький маркиз, как всегда оживленный, подвижный, веселый и сияющий улыбкой.
— Тысячу извинений! — воскликнул он, подойдя к столу. — Меня взяли в плен... О мадонна! Как я мог даться в руки этой банде... И я был наказан, уверяю вас! Нет, нет, это будет уж чересчур, если и вы меня накажете, — говорил Позитано, весело поблескивая своими глянцевитыми глазками, здороваясь со всеми по очереди и целуя руки дамам.
— Но кто вас взял в плен? Какая банда? — раздался среди веселого смеха голос мадам Леге, когда все расположились вокруг стола и Жан-Жак появился с кофе для новых гостей. Мадам Леге не забывала, в какой стране она находится.
— Кто? Майор!
— Майор?
— Майор Сен-Клер, сударыня!
— Такой милый джентльмен! Вы шутите, разумеется!
— Если вы это называете шуткой!
— Твое счастье, Леандр, что ты вовремя вернулся с этой экскурсии.
— Я все же не понимаю, Витторио! Как это ты позволил себя уговорить!
— Но если у майора такая союзница, как миссис Джексон, мой милый... Ты же знаешь миссис Джексон!..
— Разумеется, не обошлось без этой миссис Джексон! — заметила его жена.
— Драгоценная Беппина! — И маркиз сделал трагикомический умоляющий жест.
Все рассмеялись, даже Радой, хотя и не понял, в чем дело, — Филипп, услышав имя американки, забыл о своей обязанности переводчика.
— О, миссис Джексон была в таком чудесном настроении! Поедемте! Посмотрим укрепления! Понаблюдаем! — словоохотливо продолжал Позитано, бессознательно желая поддразнить жену. — И барон... И еще капитан Амир, что к ней прилип... Разве я мог испортить компанию? Можно ли меня за это бранить? И вот мы ездили и смотрели укрепления, деревни. Хорошо еще, что погода испортилась, а то американка, того гляди, решила бы там заночевать! — заключил он, и снова все рассмеялись, но смех Джузеппины и Филиппа звучал неестественно.
Радой в парадном черном костюме сидел между Филиппом и Недой напротив мадам Леге. Ради такого случая он надел перламутровые запонки, заколол галстук рубиновой булавкой, пристегнул часы массивной золотой цепью. Он важно кивал, улыбался, разнеженный и благодарный, гордый тем, что он здесь, что исполняются самые заветные чаяния его жизни. Но вместе с тем он все время был настороже и не спускал глаз с матери консула.
— И хорошо, что вы вернулись, — сказал он, чтобы как-то принять участие в разговоре. — Тяжко приходится тем, кто сейчас работает на укреплениях под дождем.
— Оставь... Незачем им говорить об этом, — шепнул ему Филипп, у которого совсем упало настроение.
Он не собирался переводить отцовское замечание, но Позитано поспешил показать свое знание болгарского языка.
— Да, да, вы правы, сударь! Тогда еще не был дождь, и надо было люди отпустить. Но я не верить, чтобы турки делать это. Да? Понимай?