Утром он вышел на террасу и увидел, что Прийя уже там. Она была в ночной рубашке и держала в руках чашку горячего чая с молоком и специями. Несмотря на ранний час, солнце палило вовсю, но легкий бриз с океана немного смягчал жару.
— У тебя усталый вид, — заметила она и села в плетеное кресло.
Томас потер глаза.
— Я плохо спал, — признался он.
— Из-за Зиты?
Он кивнул. Это объяснение было проще.
— У Динеша прекрасная квартира, — сказала Прийя.
— Да, он неплохо здесь устроился.
— Кажется, в Бомбее он чувствует себя как дома. — В ее голосе Томасу почудилась грусть.
— А ты нет?
— День на день не приходится. Зависит от моего настроения.
— Ты бы осталась здесь навсегда? — спросил он, пытаясь обиняком выяснить свои собственные перспективы.
— Не знаю. Не уверена. А ты?
Он пожал плечами. Лгать не хотелось.
— Не знаю.
Прийя зевнула, встала и кончиками пальцев коснулась его руки.
— Пойдем. Нам нужно собираться.
— До отъезда мне нужно сделать еще кое-что, — сказал Томас.
Она взглянула на него с любопытством.
— Самолет в двенадцать.
— Это по дороге в аэропорт. Только нужно сначала позвонить.
Ахалья сидела за партой и смотрела в никуда. Было восемь тридцать утра, и в школе при ашраме шел урок математики. Учительница — сестра Элизабет — объясняла функции синуса и косинуса. Девочки в страхе таращились на доску, но Ахалья уже знала этот материал. Она проходила основы тригонометрии в школе Святой Марии год назад. Репетитор, которого наняли в CASE, давал ей более сложные задания, но он приходил по понедельникам и средам, и в любом случае сестры настаивали на том, чтобы Ахалья посещала занятия в школе вместе с другими девочками.
Как обычно, она унеслась мыслями в прошлое. Вспоминала каждую черточку дорогих ей лиц, все детали, все малейшие подробности, манеру разговаривать и держаться, интонации — все. Любимые люди оживали в ее памяти. Она даже научилась переносить их в будущее — то, которое уже никогда не могло наступить, — и представляла себе лицо матери в старости, ее морщины, отца в день ее собственной свадьбы, повзрослевшую Зиту. Рисуя себе эти картины, Ахалья словно перемещалась в другое измерение. В последнее время сестры уже начали делать ей замечания за то, что она отвлекается на уроках.
— Ахалья, — вдруг позвала сестра Элизабет и прищурилась. — Назови синус прямого угла.
— Единица, — без запинки ответила она.
— А косинус угла сто восемьдесят градусов?
— Минус один. — Ахалья мысленно нарисовала график функции.
Сестра Элизабет вздохнула и снова повернулась к доске.
В восемь сорок пять в дверях появилась сестра Руфь. Девочки нестройно поприветствовали ее. Интересно, что привело директрису в класс во время урока?
— Ахалья, — сказала сестра Руфь. — Идем со мной.
Ее тон показался Ахалье немного странным. Слегка удивившись, она встала и пошла за сестрой Руфью. Не говоря ни слова, директриса повела ее по дорожке по направлению к выходу. С каждым шагом любопытство Ахальи усиливалось. Сестра Руфь молчала, а это было совсем не похоже на нее. Она вообще была на редкость разговорчивой.
Они подошли к пруду, где Ахалья посадила свой лотос. Сестра Руфь остановилась и показала на скамейку.
— Подожди здесь, — велела она. — Скоро к тебе придет посетитель.
— Кто? — спросила Ахалья с бьющимся сердцем. Она чувствовала ужас и радостное волнение одновременно. Анита из CASE приходила по вторникам. Сегодня был четверг. Значит, это не Анита. Тогда кто?
Вместо ответа, сестра Руфь повернулась и направилась к воротам. Ахалья села на скамейку. Тошнота опять накатила на нее, как обычно в последнее время, но она постаралась не обращать на нее внимания. Она взглянула на лотос. Горшок был хорошо заметен под водой. Над ним уже сформировались два круглых листа, как у кувшинки, но до цветов было еще далеко. Ахалья протянула руку и коснулась поверхности воды. В горшке зарождалась новая жизнь. Лотос расцветет. Непременно. Он просто обязан расцвести, потому что в нем находится дух Зиты.