Дидов засмеялся.
— Из Чурбашей. Окорок. Трусит, все портков просит… Потеха прямо с толстяком!
— Будете держать?
— Да нет, на что нам такой хрен нужен! — весело отвечал Дидов.
Дидов сообщил, что скоро у него будет пулемет, а может, даже и бронированный автомобиль, который они хотят украсть у белых в автобронечасти.
— Знаете, морячки, сказал Дидов, вскидывая голову, — скоро начну делать такие дела, что держись! Думаю, что кое-кому жарко станет. Ты, Петька, паренек грамотный, как я понимаю, и как я тебе от души верю, ты будешь у меня находиться при штабе. Тут мой брат, он в качестве каптенармуса, а ты будешь, так сказать, для всех поручений. Это за добро. Я такой: сделай мне кто на грош — я сделаю ему на десять рублей!
Петька попытался было возразить, но Дидов властно остановил его:
— Баста! Лишних разговоров не люблю!
В штаб вбежал опять тот же мальчуган с фонариком в руках и обрезом за плечами.
— Что, Сашко? — встретил его Дидов, улыбаясь.
— Товарищ Дидов, идите допрашивать гада. Он уже там, вас ждут, — доложил мальчик, опустив руки по швам, как военный.
— Хорошо, сейчас приду, — ответил ему Дидов и, обернувшись к Шумному, сказал: — Это важный у нас партизан! Без него, может быть, и я здесь не был бы, и ничего не было бы… Спаситель, проводник! Знаешь, как Иисус Христос по воде ходил и не тонул, так вот и Сашко без фонаря в темноте ходит. Молодец, Киреев!
— Рад стараться для вас, товарищ начальник! — отчеканил Сашко, и закопченное детское его лицо радостно засияло.
В таком же тупике туннеля, только с полукруглым черным потолком, что придавало ему пещерный вид, сгрудились партизаны. Несколько расставленных на выступах стен коптилок мигали тусклыми огоньками и едва освещали лица собравшихся. Возле громоздившегося посредине пещеры квадрата сложенных камней, служивших столом, на каменной тумбе сидел крепкий старичок с овальной седоватой бородкой и в блекло-серой шляпе. Шумный сразу догадался, что это тот самый «гад», к которому был вызван Дидов.
— Здравствуй, приятель! — бросил ему Дидов, подходя к «столу». — Ну вот, ты и жив в нашем царстве?
— Здравствуйте… Слава богу, жив… — ответил тот и приподнялся. При виде грозной фигуры Дидова глаза его замигали.
— Ну вот, а ты дрожал, — гремел Дидов, присаживаясь около двух парней, одетых в овчинные полушубки, перекрещенные пулеметными лентами. — Садись, чего ж стоять! Сейчас поговорим о смерти…
Старик дрогнул и медленно опустился на камень.
Окорок вырос в помещика из крепкого кулака. Он был уважаемым человеком среди властей и пользовался большим доверием у богачей города. Народ же дал ему презрительную кличку «Кожедер».
— Вот что, Кожедер, — серьезно обратился к нему Дидов. — Я объявил войну помещикам и капиталистам. У нас немалый отряд собрался. Да чего тебе говорить, — слыхал? Наше подземное царство шумит народом! — произнес он внушительно. — Ты должен понимать, что моей армии надо питаться, она находится в глубоком тылу. Кругом нас кишат «кожедеры» империализма… Так вот, я хочу спросить у тебя: сочувствуешь ты нашему положению тут, в этой темноте, в холоде и сырости? Говори прямо, я слушаю!
— Конечно… Сочувствую, — заерзал на камне помещик.
— А как же ты сочувствуешь? — подал голос один из партизан, блестя зубами из темноты угла.
— Всей душой! — торопливо ответил Окорок, приложив пухлые руки к груди.
— Гм, — усмехнулся Дидов, посматривая на Шумного, сидевшего сбоку Окорока. — Из твоего сердца и твоей души я хлеба не спеку. Понял?
— А что ж? — вырвалось из уст помещика, очевидно не совсем понимавшего, к чему клонил Дидов.
— Ты сердцем и душой к кому-нибудь другому обращайся, а нам посочувствуй салом, мукой и ста тысячами рублей денег, — твердо заявил Дидов.
Помещик глубоко вздохнул и опустил голову.
Дидов встал и топнул ногой.
— Хочешь, чтобы советская власть, которая скоро будет тут, не тронула тебя?.. А хочешь, я до прихода советской власти прикончу тебя? Смотри мне в глаза. Это говорю я, Степан Дидов! Я на ветер слов не бросаю! Понял?
Зубы Окорока застучали мелкой дрожью, и он проговорил тяжелым, непослушным голосом:
— Хорошо… Но столько денег я не могу… у меня их нет.
— Давай лучше без канители, — прервал его Дидов. — Это, так сказать, революционная контрибуция на тебя налагается, и других разговоров тут не может быть!
— Я знаю вас, гражданин Дидов, как доброго и снисходительного человека… уступите, — попросил Окорок. — Вы знаете, мои деньги в банке, и революция их уже забрала. Откуда же мне теперь взять денег? Надо время… Деньги надо сделать… особенно такие…