— Эй, бандиты! Сдавайся, бросай ружья!
Петька быстро стал на колени, поднял винтовку и увидел двух перебегавших через полянку партизан. В одном из них он узнал Федьку-матроса, пришедшего с ним из города.
— Федька, назад! — крикнул Петька, вскакивая на ноги. За матросом бежали белогвардейцы в черной форме.
Он размахнулся и швырнул гранату.
— Ура!
Шумному преградил путь низенький, мешковатый белогвардеец. Он смело шел со штыком наперевес.
Петька растерянно остановился.
Из-за куста вынырнул Федька и громко крикнул:
— Коли его, гада!
Голос Федьки оглушил мешковатого белогвардейца, и он бросился назад, но зацепился за что-то, упал, выронив винтовку.
Миг — и Петька стоял над жалким и беспомощным унтер-офицером. Петька растерялся. Минуту тому назад он мог бы проколоть его штыком, пригвоздить к земле. Но эта минута уже прошла.
Вдруг сбоку раздался крик:
— Что смотришь? Коли! Вон еще бегут гады!
Петька закрыл глаза и воткнул штык в оцепеневшего унтер-офицера.
Услышав хруст и вскрик, Петька с силой выдернул штык и, охваченный страхом, побежал. Ему казалось, что унтер-офицер гонится за ним…
Взвод занимал новый рубеж. Наступала ночь. Тянуло прохладным ветерком.
Первый бой истерзал Шумного. Покидая курган, он хотел только одного — уйти скорей от этого места. Возвратившись в подземелье, Петька забился, как мышонок, в солому, мгновенно заснул и не слышал, как Федька говорил Дидову, что из Шумного может выйти неплохой боец.
Разбудил Петьку Мышкин. Он намеревался подбодрить парня, но увидел кровь и затревожился:
— Что у тебя? Ты ранен?
Петька схватился за ноги и стал рассматривать их.
— Да нет, у тебя вся шея в крови… Иди к фельдшеру на перевязку.
Лишь теперь заметил Петька, что фуражка его прострелена, что ноги покрыты синяками. Он покраснел от стыда: теперь вспомнил, что во время перебежки ударился о камень и решил, что пули перебили ему ноги.
От фельдшера Шумный вернулся бодрее. Рана придала ему уверенности. Товарищи встретили его хорошо и участливо спрашивали, тяжела ли рана, предлагали покурить,
Поздно ночью белые отошли, но на второй день снова возобновили наступление. На этот раз партизаны потрепали их еще больше. Понеся потери убитыми и ранеными, отстреливаясь, белые отступили к крепости.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эти первые бои, окончившиеся поражением белых, произвели необычайно благоприятное впечатление на окружающие деревни. Люди еще больше убедились в боеспособности партизанского отряда, и благодаря этому в последующие дни целыми группами приходили все новые и новые бойцы. Но в каменоломни шли и люди, мечтающие о вольной и ни от кого не зависящей жизни и о хорошей наживе, какую можно заполучить во время партизанских налетов.
Своей стихийностью и бесшабашностью, граничащей с анархией, Дидов увлекал многих в отряде. Зная военное дело, чувствуя себя в этом ни от кого не зависимым и пользуясь большой поддержкой бойцов, не считаясь ни с кем, он на каждом шагу показывал себя главой и полным вершителем судеб отряда.
И вот однажды Дидов решился на самое нежелательное и опасное…
По крутому склону туннелей в мутном свете коптилок бежали вниз, к тупику, силуэты людей.
Заколебался тяжелый, спертый воздух, заметались огненные языки коптилок, наполняя туннель бурыми облаками копоти, опускавшимися в глубокий тупик.
В мутном свете коптилок было видно, как в тупике взлетали над партизанскими папахами кулаки и ружья. Многоголосый галдеж с каждой минутой усиливался.
— Собачкин! — громко выкликал Дидов, возвышаясь над толпой. — Собачкин, получай детишкам на харчишко!
Собачкин, маленького роста, с плутовскими глазами молодой парень, жадно выхватил из рук командира деньги и сразу же скрылся в толпе.
— Почему ему сто, а мне семьдесят? Разве я харей хуже вышел?
— Долой панибратство!
Дидов невозмутимо выкликал одного за другим.
— Дурнагай, ты хорошо воевал, подходи! Держи пригоршни…
— Стой, стой! — вскочив на камень и покрывая высоким голосом шум, резко крикнул коммунист Мышкин. Прекрати, Дидов, эту бесстыдную дележку! Мы не позволим безобразий!
Все замолкли.
— Кто это «мы»? — спросил на все подземелье Дидов и угрожающе взглянул па Мышкина. — Кто это вы такие?
— Мы — сознательные красные партизаны!