— Они здесь ни при чем, доказывал широкоплечий рабочий-партизан. — Да и куда нам без них!
— Брось! — отмахивался седой. — Они всезнающие, а на деле незнающие. Я и без них дорогу до своего дома найду. Хватит!..
Седой говорил возбужденно, сверкая воспаленными глазами.
Колдоба сорвал со стены факел и быстро пошел к толпе споривших. Проталкиваясь, он строго закричал:
— Это что там?.. Вон женщины и дети терпят, а вы, как лягушки, квакаете. Не сметь расстраивать ряды! Расходись! Ишь, вздумали пощады у врагов просить!
И, круто повернувшись, он отошел в сторону и добавил:
— Не забывайте, что всех, кто в Петровских каменоломнях сдался, в известковых ямах сожгли…
И ушел.
Случилось неожиданное и необычайное.
Под охраной кораблей англичан был высажен в городе Судаке, в тылу Красной Армии, десант генерала Слащева, ударивший в спину бойцам наступавшей дивизии. Красная Армия вынуждена была отступить от перешейка и потом отойти на север, Отдавая белым город за городом, село за селом, станцию за станцией. На всех фронтах теперь напирала контрреволюция: интервенты, белые армии, петлюровцы, поляки…
Едва лишь начала Красная Армия отступление, как из-за Яныш-Такильского мыса, с открытого Черного моря, вернулись в Керченский порт белые эвакуационные транспорты. Они высадили обратно в порту всех, кто две недели назад готовился бежать в Турцию. По десяткам сходней вновь сошли на берег и влились в города торговцы, попы, офицеры, муллы, спекулянты, жандармы, помещики…
Главнокомандующий генерал Деникин отдал особый приказ, в котором предложил всем контрразведкам усилить деятельность по выявлению подпольных большевиков и всех сочувствующих им среди населения. Во вновь отобранных у Красной Армии местностях и в тылу начался жестокий разгул реакции. Пуля и штык карали даже за ропот, за случайно оброненное слово. За малейшее недовольство деревню окружали карательные отряды, расстреливая мужчин, сжигая хлеба, оставляя в селах изнасилованных женщин да голодных детей.
Партизаны, загнанные в подземелье, третью неделю продолжали выдерживать непрерывную осаду и не знали, что творится наверху. Каждый час лишений и ожиданий казался им днем, а день — целым годом…
Бойцы, припадая ухом к земле, слушали затаив дыхание, и иногда им чудился отдаленный орудийный гул. Но это были обманчивые звуки — это гудело в ушах.
В жаркое утро начала июня к позициям белых у каменоломен подкатил длинный черный автомобиль. Часовые указали шоферу, где находится штаб отряда, и автомобиль, оставив облако дыма, рванулся к белой парусиновой палатке на кургане. Из машины вылезли генерал Губатов, его адъютант и два сухопарых английских офицера в белоснежной морской форме. Навстречу Губатову из палатки вылетел высокий тонконогий офицер в коричневом френче и широких раздувающихся галифе. Он браво откозырял генералу и, вытаращив от усердия глаза, доложил, с упоением отчеканивая слова:
— Ваше превосходительство, на вверенном мне участке все спокойно. Через час восемью заложенными внутрь галерей бурками будет произведен взрыв. По предположениям специалистов, он должен уничтожить много бандитов.
— С богом! — сказал Губатов и, сняв фуражку с красным околышем, наклонил блестящую от пота лысину и перекрестился.
Адъютант последовал его примеру, а англичане отняли руки от козырьков.
Губатов сообщил им на плохом английском языке, что взрывы начнутся через час. Англичане согласились ждать.
Губатов указал на вершину кургана.
— Пожалуйста… Вид отличный, — сказал он и пошел впереди, немного тяжело ставя негнущиеся ноги в начищенных сапогах.
Вся группа поднялась на курган.
Англичане, бросая отрывистые замечания, рассматривали в бинокли далеко тянувшиеся склоны и обрывы каменоломен, залитые солнечным сиянием. Черные дыры заходов глядели таинственно.
— Сами посудите, господа, — говорил генерал, — эту природную крепость никаким оружием не взять. Взрывы и то не производят большого эффекта. Мы израсходовали почти весь запас динамита и не добились результатов. Сейчас, изредка производя взрывы галерей, мы в основном поставили ставку на измор голодом, но и это недействительно. Нужны более срочные и радикальные действия.
— Разве голод и жажда их не берут? Они имеют провиант? — спросил один из англичан, отрываясь от бинокля.
— Да нет… — в раздумье, пожимая плечами, ответил Губатов. — Нам точно известно, что никакого запаса провианта и воды они не имеют. Признаться… теряемся в догадках: что за люди? Не камень же они едят! — Генерал вздохнул.