Все это делалось весело, с прохладцей, с матерными шутками.
— Эй, ребята, гляди — горилка прибула!
— И справди горилка, дывысь.
Два дилижанса, наполненные бочками крымского вина, подкатили к школе.
— А ну, хлопцы, — крикнул толстый с белыми усами казак, — выгружай!
Вмиг вино стояло под огромной зеленой рябиной, в тени, и вся посуда, которую натащили из деревни, по очереди наполнялась терпкой золотистой влагой.
К школьному крыльцу вихрем подлетело несколько тачанок. Взмыленные лошади, кося зрачками и жадно раздувая ноздри, осели на задние ноги.
Мултых сидел на подоконнике открытого окна рядом с молоденькой женщиной, смеялся, крутил ей руки, а она, выгибаясь, показывала ему язык.
Увидев тачанки, Мултых выскочил в зал, где были офицеры, и по-командирски громко, радостно выкрикнул:
— Едем, господа офицеры!
В помещение вошел маленького роста, в темно-синем новеньком костюме, молодой, лет восемнадцати, татарин. Он снял с головы каракулевую шапку, приветливо, низко поклонился и сказал:
— Уважаемые господа офицеры, и вы, господа военные сестры-женщины, не знаю, как вас назвать. Я, — тронул он себя тонким пальцем в грудь, — пришел сюда низко поклониться за помещика мурзака Абдуллу Эмира. Пожалуста, пойдем скорее в его дом, там уже все готово.
Офицеры, улыбаясь, кивали головами.
Блондинка, которая сидела с Мултыхом у окна, была одета в черный казачий костюм с погонами хорунжего. Она мелкими шажками, звеня шпорами на желтых сапожках, подскочила к молодому татарину, смело уставилась в его смуглое лицо с черными усиками и тонкими бровями и громко захохотала.
— Ха-ха-ха… Смазливый мальчонка! Смотри, — обратилась она к одному из офицеров, — как он глядит на меня! А глаза как буравчики. Ух! — И женщина топнула желтыми сапогами, кусая губы, тряся лохматой головой. — Что смотришь, славный парнишка?
Опа взяла татарина обеими руками пониже плеч и крепко сдавила пальцами.
— Какой симпатичный!
Кто-то из офицеров крикнул:
— Поедемте!
Блондинка вышла вместе с татарином, громко заливаясь смехом.
— Господин командир, сядем здесь вот, с ним, с послом Абдуллы Эмира. Лошади, видать, лучше нет нигде во всем Крыму. Все уселись на четырех тачанках, кони рванули, и только бело-бурая завеса пыли встала на широкой улице и скоро затянула всю деревню.
Кое-кто из казачьих офицеров остался в школе вместе с казаками — попросту погулять, попить, как когда-то в старину гуляли в казачьих куренях.
Два мыса, расположенные друг от друга на расстоянии километра, сходились полукругом в море, образуя бухту с узким, длинным проливом.
Внизу, на берегу, среди обрывистых скал, стоял большой живописный дом. Облитый лучами солнца, он тонул в густой зелени. Архитектура, украшения, окраска стен напоминали мечеть. Богатейший парк окружал этот дом.
Посредине находился огромный пруд — там плавали белые лебеди и дикие утки. Всюду фонтаны, розы, фиалки, тюльпаны, гвоздика, серебристые тополя, кипарисы, душистая акация…
С западной стороны дома белела колоннами большая терраса, заросшая диким виноградом. Отсюда сквозь гущу парка можно было видеть край зеленого моря. Здесь хозяин имения Абдулла Эмир ранним утром, когда вспыхивало выкупавшееся в море солнце, проводил по смуглому лоснящемуся лицу ладонями и взывал к аллаху, чтобы тот послал ему счастья и здоровья.
Далеко раскинулось имение Абдуллы Эмира: кошары для овец, базы для табунов, лошадей и скота, казармы, где живут сотни людей хуже собак, трудясь не покладая рук для хозяина роскошного дворца. Потоком льется богатство, с полей сыплется хлеб, с моря плывет рыба — и все в карман мурзака.
Было время, когда Абдулла Эмир уже не думал увидеть свои поместья. Красная Армия быстро двигалась, занимая город за городом. Она была уже у Акмоная, в пятидесяти километрах от имения, когда Абдулла Эмир бросил все свои богатства и целую неделю сидел на пристани в Керчи, ожидая парохода, чтобы уехать в Константинополь, где он окончил университет. Но отступила Красная Армия, и он с радостью возвратился в имение.
И вот сейчас гордый стоит Абдулла Эмир над морем на высокой скале, похожей на огромную человеческую голову, и ждет гостей. Круглый, весь налитый довольством, щурится Абдулла Эмир от яркого солнца.
Заметив несущиеся тачанки, он спустился вниз.
— Ах, как я рад! — громко и весело заговорил Абдулла Эмир. — Благодарю, благодарю, что пожаловали ко мне в имение.