Он схватил холеные, белые руки Мултыха и сильно, но почтительно пожал их. Затем поочередно здоровался с остальными офицерами, брал в обе ладони их руки, так же тряс, краснея от напряжения.
Офицеры звякали шпорами, блестели золотыми погонами.
— Как у вас чудно! — воскликнула блондинка, одетая казачьим офицером, обратившись к Абдулле Эмиру.
Гости спустились по длинной тополевой аллее. У самого дома их встретили белобородые на подбор старики татары — слуги Абдуллы Эмира. Они низко кланялись гостям, проходившим на террасу. Посредине стоял огромный стол, покрытый пестрой скатертью, края которой, обшитые золотой тесьмой, свешивались до полу. Вокруг стола ждали гостей богатые тахты, устланные персидскими плюшевыми коврами, с искусно вышитыми подушками.
Гости расположились на тахтах, с любопытством рассматривая живописно красующиеся на столе ликеры и старые крымские вина. Некоторые, переглядываясь, знаками показывали: «Дело будет».
Когда все уселись, слуги подали большие блюда. На них горой были наложены — по обычаю, чтобы через край валилось — отварная молодая баранина и откормленные жареные индейки… Появились подносы с бокалами.
Абдулла Эмир первый поднял бокал и сказал, торжествуя:
— Выпьем, господа офицеры, за великую победу, за освобождение Крыма! Крым — это наша крепость. Только нужно ее очистить внутри, тогда можно сидеть спокойно. Она будет неприступна. Ура, господа! За победу! За прекрасный Крым!
— Ура, ура! — закричали гости и зазвенели бокалами.
По обычаю татарских помещиков, подали обед в восемнадцать блюд: и кислое, и горькое, и соленое, и сладкое. Все было мясное, приготовленное из баранины и дичи.
Вскоре языки у гостей развязались, лица раскраснелись, глаза заискрились. Начались воспоминания, песни, шутки.
— Ну, коллега, расскажи, как у тебя дела с организацией национального отряда, — обратился Мултых к Абдулле. — Как пополнение?
— Хорошо. Мне дали часть чеченцев. Недавно прибыло еще пятьдесят добровольцев-татар — только сыны богатых… Мобилизованных — ни одного, — ответил Абдулла Эмир. — Мне и тебе, господин Мултых, выпало счастье поработать вместе…
— Мы еще поборемся! — гордо заявил Мултых и хлопнул себя по колену.
— Нам с тылом придется воевать, — сказал, подвигаясь ближе к Мултыху, Абдулла Эмир. — Сердце тыла должно быть здоровое, тогда только успехи на фронтах будут обеспечены. Так и знай. Самая хитрая и опасная война — это в тылу.
Мултых вынул из кармана френча кисет, набрал табаку и набил трубку.
— Вай-вай, — сказал Абдулла, — откуда у тебя такой кисет? Ведь это только почетному гостю дарят.
— Мне его и подарили: татарин в Коголче, как уважаемому гостю. Это дорогая и редкая для меня память, — ответил, усмехаясь, Мултых.
— Какой кисет богатый! Еще работы дедов, — любовался Абдулла Эмир.
Абдулла Эмир был недавно назначен командиром национального отряда, организуемого для борьбы с революционными массами в тылу. О, Абдулла Эмир был закаленным воякой… При курултайском правительстве он командовал эскадроном, озверело дрался с большевиками, будучи одним из активных членов мелифирковской партии. Это он приказал своему эскадрону резать русскую бедноту в Бахчисарае, а в восемнадцатом году захватил в лесу Совет Тавриды и расстрелял его.
— Я знаю, как надо беречь тыл, — продолжал Абдулла Эмир, подливая вина Мултыху. — Прежде всего надо его чистить. Вот начать от моря, отсюда, и пройти густой цепью, заглянуть во все уголочки. И стрелять, стрелять, рубить, вешать на телеграфные столбы, так, чтобы на каждый пришлось в среднем по два большевика.
— Черт возьми! — воскликнул Мултых.
Гости обернулись на крик Мултыха и поняли, что он уже через меру хватил вина. Они знали, что когда Мултых пьян, то орет, ругается, стреляет из револьвера — словом, ведет себя как сумасшедший.
Мултых скрипел зубами, бессмысленно таращил глаза.
— Я уже давно, — кричал он Абдулле, — вешаю, рублю, расстреливаю и направо и налево. Страх!.. Если сотню расстреляю, тысяча испугается. А ты будешь мне помощником, Абдулла Эмир… — пьяно раскачивался Мултых.
Он откинулся на мягкую спинку дивана и, уставив глаза на цветной потолок, обсасывал толстыми пьяными губами золотой наконечник мундштука.
— Господа, — обратился он к гостям, — я предлагаю выпить вот этого, красного, как кровь, вина. Наливай всем!
Мултых вынул наган и выстрелил в кошку. Она замяукала и свалилась с перил террасы.